|
Монумент-фонтан великому русскому поэту на Приморском бульваре в Южной Пальмире стал одной из визитных карточек города. Скульптурная композиция прекрасно вписана в архитектурную среду исторического центра и в свою очередь формирует неповторимый и запоминающийся облик окружающего пространства. Не удивительно поэтому, что сооружение вызывает живой и неподдельный интерес, а также привлекает неослабевающее внимание, как широких слоев населения, так и нескольких поколений краеведов.
И хотя перипетии создания и существования означенного исторического объекта глубоко и подробно освещены и исследованы в тематической печати, некоторые моменты его судьбы до сих пор не вполне прояснены и учтены, из-за чего допущены реставрационные неточности и искажения, породившие неверные трактовки и даже домыслы относительно отдельных элементов декора.
Обозревая памятник, невольно останавливаешься взглядом на рельефных украшениях его постамента, включающих общепринятые символы поэзии — венок, лиру, писательское гусиное перо и всенепременнейшую звезду. Если из размещенных там знаков три названные первыми воспринимаются публикой спокойно, то абрис звезды и положение, в котором она зафиксирована на металлической пластине, вызывают жаркие дебаты. Многих ставит в тупик её «перевернутый» вид, то есть то, что верхушечный конец направлен вниз, а два конца, которым надлежит находиться в основании, располагаются над остальными. Отсюда нередко делается вывод о её «нехорошем» символизме (принадлежности к масонским регалиям, использовании в качестве ритуальной пентаграммы и т.д.). Дошло до того, что этот элемент дизайна, вопреки отведению ему главенствующей роли под бюстом, «стыдливо» замалчивается: на целом ряде рисунков в книгах и брошюрах, на конвертах и иной филателистической продукции изображение звезды на постаменте либо вовсе отсутствует, либо приводится в маловразумительном и плохо различимом очертании, а подобранные для публикации в художественных альбомах фотографии в таком ракурсе, что «раздражающего предмета» либо вообще, либо практически не видно.
Попробуем отрешиться от эмоциональных заключений и беспристрастно разобраться в загадке «лучистого акцента» под бронзовым портретом. Конфигурация сей эмблемы не укладывается ни в одно из описаний «классических» пятиконечников. Сразу же замечается усечение вершин, делающее эту фигуру скорее подобием звезды и знаком, лишь напоминающим последнюю. Почему архитектор придал доминанте постамента столь сложную для визуального восприя-
тия и необычную по лепному воплощению форму и чем руководствовался, задумав такую трактовку ваяемого «детища»?
Ответы на возникшие вопросы пришли в ходе анализа накопившихся документов с изображением памятника за долгое время после его открытия в урочный срок 15 апреля 1889 года. Обратимся к иллюстрации, содержащейся в труде известного литературоведа Лидии Адольфовны Щербины «Пушкин в Одессе». Памятник на воспроизведенной в этой монографии столетней гравюре запечатлен со скрупулезной точностью, так как демонстрирует совпадение подавляющего большинства параметров, вплоть до мельчайших компонентов, с обнаруживаемыми сегодня у раритета. Что до различий, то они как раз и прежде всего сконцентрировались в занимающем нас фрагменте отделки: на оттиске четко прослеживается на уровне кромки начала постамента (на срединном сегменте ее длины), между низом портикоподобной подставки, удерживающей складки одежды, и перекладиной лиры «правильно» расположенная (то есть верхушечным острием к небу), полноценная (без каких-либо усечений на концах) пятиконечная звезда. Но прикреплена она непосредственно не к металлической пластине (как теперь) и не к гранитному монолиту (как можно было бы ожидать), а покоится на резной литой подкладке, стилизованной под цветок, каждый лепесток которого одинаков, занимает просвет, образуемый смежными боковыми гранями оконечностей звезды, и имеет края, выходящие из-под остриев ее соседних концов, постепенно сближающиеся по мере удаления от своего основания и завершающиеся усечением, то есть под звездой наблюдается ее перевернутый антипод с как бы «обрубленными» вершинами. Именно он, как две капли воды, схож силуэтом с той звездой, которую мы видим на памятнике ныне.
Однако все же это только гравюра, которая как и всякий другой рисунок, допускает возможность влияния особенностей индивидуального мировосприятия мастера на достоверность передачи информации о подлиннике, и поэтому для познания истины об атрибутике пьедестала не лишним было бы тщательное изучение наиболее ранних из сохранившихся натурных снимков.
Как всегда в таких случаях неоценимой оказалась помощь неутомимого собирателя артефактов одесского прошлого, коллекционера-подвижника Анатолия Александровича Дроздовского, который любезно ознакомил меня со всем богатством собственного архива. По открыткам из его собрания удалось установить, что возбудившее нешуточные страсти фронтальное творение зодческих рук сохраняло свою первозданную наружность, «зарегистрированную» вышеупомянутой гравюрой, вплоть до Великой Отечественной войны. Фотографии послепобедной мирной поры свидетельствуют о том, что монумент в период лихолетья немецко-румынской фашистской оккупации 1941—1944 годов ощутимо пострадал от вандализма. Значительная часть «цветочной виньетки» на которой звезда была прикреплена, оказалась утраченной, а сама героиня нашего повествования — похищена. Снимки 50-х годов прошлого века показывают уже освеженный пьедестал с многочисленными восстановлениями его деталей, но... по-прежнему отсутствующей «аллегорией поэтического вдохновения». Впоследствии «розетка-подкладка» стараниями горе-реставраторов по непостижимым мотивам послужила моделью для изготовления нового тела звезды — «вверхтормашечного», — которое после монтажа на достопримечательности добрых полвека регулярно смущает экскурсантов и других неравнодушных посетителей.
Пора устранить допущенную оплошность, извращающую идейную концепцию памятника и вернуть аутентичную звезду постаменту. В таком поступке проявится наша способность быть достойными преемниками славного минувшего столицы Причерноморья и благодарными почитателями А. С. Пушкина.
Эдуард Ратушняк