|
Вышел во всеукраинский прокат фильм, который многие одесситы имели возможность увидеть этим летом в программе Одесского международного кинофестиваля (раздел «Гала-премьеры»), а осенью — в артхаусном кинозале «U-cinema. «Великая красота» — название, достойное замысла и воплощения. Премьерный показ «Великой красоты» состоялся в рамках основной конкурсной программы 66-го Каннского кинофестиваля и был встречен овациями. Картина получила четыре номинации на премию Британского независимого кино, а также была выдвинута Италией на «Оскар»-2014 в категории «Лучший иностранный фильм».
Гранды мирового кино старятся с достоинством, уходят от нас, и непонятно, кто и что займет место большого кино. Появляясь на экранах в солидном возрасте, звезды первой величины сигнализируют всякий раз о чем-то очень важном. Вот и сейчас великолепный Тони Сервилло играет известного писателя и журналиста, короля римских вечеринок, 65-летнего Джепа Гамбарделлу в фильме Паоло Соррентино (Феллини наших дней!). Критики считают Паоло Соррентино одним из самых талантливых кинематографистов Италии, заявивших о себе в XXI веке. Cоррентино можно смело назвать «каннским ветераном» — почти каждая его картина номинировалась на «Золотую пальмовую ветвь», а фильмы «Где бы ты ни был» и «Изумительный» были отмечены призами.
Режиссер с самого начала (если не считать пролога с китайским туристом, которому суждено было увидеть Рим и умереть, — то ли от красоты роскошного вида, то ли впрямь «никто не знает дня и часа») приглашает нас на вечеринку по случаю некруглого юбилея Гамбарделлы. Вилла, огни, пляшущие красотки и фрики, непременные карлики, голос Рафаэллы Карры... Огромная работа проделана с массовкой, в доли секунды перед нами вырастают микроистории персонажей, намечаются нити будущих интриг. Элегантный, как рояль, Джеп пережил роман своей жизни в молодости, он не патриций, скорее плебей, провинциал, который предпочел тихому семейному счастью завоевание Рима (да и первая любовь почему-то отвергла его, оставив в душе незаполненную пустоту).
И Рим у его ног: квартира с террасой с видом на Колизей, красотки сами вешаются на шею (но кто ж их пустит в свой дом и свою душу, ищи дураков!). Образ жизни — воспетая не без сатиры великим Федерико Феллини «дольче вита», сладкая жизнь римского общества. Большой мастер имеет право начинать плести интригу и обрывать нить истории, все равно в результате возникнет пестрый ковер с хорошо различимым узором.
Режиссер посвятил фильм своему другу Джузеппе Д’ Авандзво, известному игроку в регби и журналисту, который умер во время съемок. А герой Тони Сервилло чуть не гибнет на наших глазах: окунается в море в опасной близости от проходящего рядом катера и выныривает... юношей (типаж подобран безукоризненно!) — это в сцене воспоминаний о временах бедности, влюбленности, безмерности надежд. Все колебания в прошлом, выбор сделан...
А ныне Джеп защищен всепобеждающим цинизмом; у него нет тяги к изящной старине (хотя в кадре антиквариата хватает, конечно) и плебейского преклонения перед роскошью, он блещет умом, и одна из ключевых комедийных сцен — его интервью с современной художницей Талией Концепт (образ собирательный, в нем много от известной устроительницы членовредительских перформансов Марины Абрамович). О, это даже журналистский мастер-класс: «Давайте, я расскажу о том, что мы с бойфрендом занимаемся любовью одиннадцать раз в день... — Нет, вы объясните, что такое вибрации, о которых вы в самом начале упоминали... — А в детстве ко мне приставал любовник матери! — Нет! Давайте вернемся к вибрациям! — Я попрошу вашего редактора, чтобы прислали кого-то повыше уровнем! — Только не увлекайтесь разговорами о высоте, она у нас небольшого роста...». И все это идет в печать! В качестве компенсации, уже сдавая материал хохочущей карлице-редактору, Джеп попытается выторговать бонус: «Я больше не буду брать интервью у тех, кто бьется головой о стену!».
Вот ведь тоже: великое ему подавай и прекрасное! Написав один роман, Джеп, однако, не берется за новую большую работу, так как не находит вдохновения в окружающих: «Ты видел этих людей? Это же животные... А я ищу великую красоту». Ищет — и не находит ни в современном искусстве (но это и понятно), ни в окружающей роскоши старинной римской архитектуры (кубометры роскошного мрамора, заповедные уголки вилл патрициев). А что касается женщин... Они хороши, конечно. Однако тут у Джепа иной поворот мысли: «В моем возрасте одной красоты уже мало...».
Можно представить себе работу режиссера с массовкой, но за гранью понимания — работа со стаей фламинго, отдыхающей на террасе главного героя перед перелетом. Это ли не красота?! Но, наверное, фильм молодого гения Соррентино (а 42 года для режиссера — это молодость) уникален тем, что эту красоту, совершенную форму заполняет собой изнутри тот, кто его смотрит. Авторская ирония в устах Джепа — словно голос уставшей от собственной красоты, изжившей свое величие Европы, которая давно уже никого не ждет, а если и ждет, то в качестве туристов, не более того. Мрачноватая шутка одного из героев «Лучшие люди в Риме — это туристы» вызывает догадку: чрезмерно близкое знакомство с людьми чревато разочарованиями, достаточно мимолетного, шапочного... И уж конечно, не о «туристах» печалится Джеп Гамбарделла.
Разочаровывают друзья, разочаровывает аристократия, за деньги превратившая свои дворцы в музеи, а самих себя — в ходячие экспонаты, свадебных генералов (сцена, в которой чета Колонна торгуется, ибо на сей раз им предложено изображать чету Одескальки, бесподобна). Разочаровывает новый знакомый, вдовец первой любви Джепа — только что рыдал на плече, повествуя, как много в дневнике обожаемой Кристины написано о возлюбленном, а как мало о муже, с которым прожито тридцать пять лет... Через пару дней все, дневник выброшен, рядом с утешившимся уже новая зазноба, ничем не примечательная, кроме относительной молодости... И все же в финале Гамбарделла примет решение написать еще один роман. Видимо, понял: экзистенциальный кризис отдельной личности не означает краха европейской цивилизации, пока красивому человеку есть что сказать остальным. И острый ум не исключает умения прощать.
Мария Гудыма