|
|
   |
В этом небольшом обзоре речь пойдёт о музыке столь разной, что трудно понять, что может объединить эти произведения, кроме того, что они прозвучали в течение одной концертной недели.
В зале филармонии Екатерина Мечетина играла Шопена. Звучал Концерт №1 для фортепиано с оркестром ми минор. За дирижёрским пультом Одесского национального симфонического оркестра стоял маэстро Хобарт Эрл. Cовсем ещё молодая Екатерина Мечетина — лауреат нескольких международных конкурсов, а главное, ее заметили Мстислав Ростропович, сделавший её в своё время стипендиатом своего фонда, и Владимир Спиваков.
Трудность с Шопеном в том, что нужен не просто безупречно красивый звук, поющий рояль. Нужно прямое попадание в мир образов и чувств великого поляка. А этот мир чувств — романтический. Ещё вчера можно было сказать: романтизм умер. Но когда слушаешь Мечетину (как и нескольких других молодых «упрямцев»), кажется, что романтизм жив. Мы слышим эту музыку словно бы впервые, нас обдаёт прохладными брызгами искрящихся звуков, мы увлечены потоком и размахом этих восторженных юношеских чувств, этой щедрой и в то же время невероятно утончённой поэзией. Мечетина стирает «хрестоматийный глянец» и возвращает нам свежесть восприятия. Похоже, что ей интересна не столько бурность и сила шопеновских страстей, сколько их безупречный внутренний артистизм... Она внимательна к тонкостям, она дорожит каждым звуком, всеми нюансами, художественностью деталей. И в то же время не теряет из виду пульсацию целого.
Что Шопен в её репертуаре не случаен — она доказала, исполняя на бис Прелюдию Шопена и, в особенности, его позднюю Баркароллу. Слушая эту Баркароллу, я поражался её глубокому проникновению в очень сложную ткань душевной жизни композитора, переливы которой выражались в капризно, прихотливо, своевольно вьющейся мелодии. Именно тут и вспомнилось Пастернаковское: «Шопена траурная фраза влетает, как больной орёл». Публика неистовствовала, кричала «браво»! Оркестр аккомпанировал пианистке безупречно. Удачей можно считать и исполнение Симфонии №4 ре минор Роберта Шумана — редко исполняемое произведение прозвучало тоже вполне романтически, открыв нам свои поэтические красоты.
ДРУГОЙ КОНЦЕРТ, заслуживающий нашего внимания, — выступление Винницкого камерного хора под руководством народного артиста Украины, профессора Виталия Газинского. Прекрасный коллектив, неоднократно побеждавший на хоровых конкурсах, в сущности, является веточкой, отростком одесской хоровой школы. Ежегодно осенью сцена филармонии предоставляется хоровым коллективам — это музыкальное приношение памяти К. К. Пигрова.
Очень хорошо задала начальную ноту ведущая концерта Л. А. Сергейчук, настроив нас на восприятие редко исполняемой Литургии св. Иоанна Златоуста П. И. Чайковского. Это было первое обращение П. И. Чайковского к духовной музыке — и здесь чувствуется его увлечение византийской строгостью, даже суровостью, патетическим размахом, стремлением создать монументальную фреску. Хор чрезвычайно бережно интонирует каждую нотку, демонстрируя высокую хоровую культуру, понимание самой природы духовной музыки. Он буквально строит звуковое пространство — с куполом храма, со звуком, летящим ввысь. В зале звучат слова молитвы, исповедание веры, мощное «Алилуйя!»... И нас охватывает двойственное чувство. Кажется, что всё это скорее уместно в храме. Пение это или молитва? В храме, конечно, молитва. А здесь — всё же пение. И поэтому вслушиваешься: какой мастер Чайковский! Всё же, и тут сумел пробиться его лиризм, его русская задушевность. Лично мне ближе были моменты, когда хор пел тихо, и взлетали в небеса, как птицы, женские голоса. Тихий свет. Тихая мольба. И в этой мольбе — такая гармония, такая красота!
Илья РЕЙДЕРМАН.