|
|
   |
Что еще добавить, когда выплеснули, кажется, все сведения и совершили все спекуляции: «Спасибо, что не дожил», — по заслугам изгаляются Интернет-пользователи о прошлогоднем «мемориально-художественном» фильме. В Инете натыкаешься на эссе молодого умника, относящегося к феномену Высоцкого, в общем, со знанием и положительно, однако итожащего: «Новому поколению не понять счастье орущего в стране молчащих». Можно усмехнуться: на самом-то деле страна отнюдь не молчала, умник не догадывается, что Сеть стала эквивалентом интеллигентской кухни тех, брезгливо обшученных им, времен. Спросите меня, из чего можно получить самое объемное и точное представление об СССР эпохи «развитого социализма», с 1956 года и до распада страны, — я твердо отвечу: «Слушайте песни Высоцкого».
Свидетельства живых о «посмертно живом» по-прежнему бесценны. Я побеседовала с Леонидом Бурлакой — оператором-постановщиком легендарного сериала «Место встречи изменить нельзя», в котором Высоцкий сыграл свою самую яркую кинороль.
К 1978 году, когда на Одесской киностудии Станислав Говорухин приступил к созданию своего жанрового шедевра (таковым «Место встречи...», по сути, и является, никому после не удалось его переплюнуть), на творческом счету Леонида Бурлаки было уже три десятка полнометражных художественных и телевизионных фильмов. Однако тут ему выпал поистине золотой шанс: фильм стал классикой!
«Поначалу, было, с режиссером и ругались, — вспоминает оператор. — Не хотел он принимать предлагаемую строго документальную стилистику фильма. А потом понял: изобразительные выкрутасы здесь неуместны, требуется хроникальное повествование с правдивой фактурой, воспроизводящей реальный послевоенный быт. В воссоздании его очень постарался художник-постановщик Валентин Гидулянов. Павильон номер пять Одесской киностудии вместил в себя и вход в МУР с парадной лестницей, и все коридоры и кабинеты».
Испытывал ли Леонид Бурлака священный трепет фаната при общении со всенародной звездой? Да нет, дело в том, что встреча была отнюдь не первая.
...Первая так запомнилась: «Было это где-то в 1966-м... боюсь сказать неточно (в 1966-м Высоцкий снимался здесь у Говорухина в «Вертикали», в 1967-м — у Муратовой в «Коротких встречах»). Мы с режиссером Вадимом Лысенко выходили со студии, а он навстречу, и вся беда, что шел — из «Куряжа»: ну, там, конечно, выпивали хорошо, и устоять сложно, когда компания не из простых выпивох, а из твоих же коллег. И у него был вид нездоровый, серое совершенно лицо. Оказалось — он просто... голоден: денег на еду практически не было, ни у него, ни у компании. Да-да! Ведь все эти поездки на съемки для того и были — актеру заработать на хлеб. Безденежье его, по правде, всю жизнь преследовало. И вот Вадим говорит: «Двай к нам!». Привели его к Вадиму домой, он жил в доме напротив «Куряжа», и накормили. И два дня там продержали».
Легендарный «Куряж», двухэтажный особнячок во дворе напротив киностудии, общага и клуб для заезжих и своих киношников. Пока что он цел; неизвестно, кому теперь принадлежит. А ведь это, по существу, мемориальный центр, которому следовало бы придать статус исторического памятника!..
«Вот снимок из Санжейки, — Леонид протягивает мне фото из личного архива: группа у ночного костра, Володя Высоцкий с гитарой. — Он любил приезжать в Одессу и просто так — от московского официоза отдыхал, — и быстро обзавелся друзьями. Здесь было множество молодых творческих людей, именно та среда, в которой он нуждался. И однажды, в 1967-м, когда надо было ему возвращаться в Москву, денег на обратный билет не оказалось. В «Куряже» тоже народ небогатый, перехватить не у кого. Жил там тогда режиссер Виктор Жилин, москвич. И предложил: допишем, мол, эпизод в мою картину «Прокурор дает показания» — она потом вышла в прокат под названием «Особое мнение», — будто у маяка рыбаки варят уху, а к ним подъезжают главные герои фильма, и в той компании парень поет под гитару. За участие в эпизоде Высоцкому должны были заплатить».
Что интересно: редколлегия согласилась вписать эпизод, заведомо зная, что в фильм он не войдет, будет вырезан. «Ради Володи», — говорит Леонид Бурлака. А что такое был Володя в 1967 году? Да не было еще в стране «Владимира Высоцкого»! Отчего же вдруг актеру, еще не звезде экрана, такая привилегия, что ради него официальные лица идут на явное нарушение?! Да его просто все любили. За открытость, за невероятную контактность и за доброту...
Бухгалтерия оплатила Высоцкому два съемочных дня. Но самое главное: песня-то, которую Высоцкий исполнил в эпизоде, была — о подводниках, «Спасите наши души»! Первое публичное исполнение, на камеру: теперь бы сказали — «мировая премьера». И что? Нет этой пленки. Как утрачено и еще много чего! В киноиндустрии СССР действовал порядок: куски, не вошедшие в окончательный вариант фильма, отправлялись в цех обработки пленки для смыва с них серебросодержащей эмульсии, которую в бидонах отправляли на кинофабрику в Шостку, где регенерированное серебро — стратегический металл — шло на новое пленочное производство. «Эта операция была обязательна, — отмечает Леонид Бурлака, — счет там шел на сотни килограммов серебра, за неисполнение студия заплатила бы громадный штраф. Экономная была держава!». Расточительна была — талантами...
«КУРЯЖ», — с понятной ностальгией вспоминает Леонид, — был наш инкубатор, наша питательная среда. Высоцкий там жил, больше негде было. И у Вали Козачкова живал».
...Режиссер-постановщик Валентин Козачков ушел из жизни, царствие ему небесное, 24 декабря 2012 года. Одесское отделение НСКУ готовится отметить день его памяти 2 февраля, это день его рождения.
«Когда Валя, — продолжает Бурлака, — получил однокомнатную квартиру, мы и там встречались. Это не значит, что мы были с Высоцким неразлей-друзьями, это была именно — среда: оттепельная, шестидесятническая. Выпивка, конечно, была, ну, и как без куска мяса? У Козачкова в Аркадии был «свой» причал в санатории пограничников, и в сумерках собирались мы там на шашлыки. Так и говорили: «К Вале на причал». И до полуночи!.. У Вали был там неподалеку «свой» мясник, добрый еврей Аркаша из магазинчика в жилом доме».
Странно все это звучит для молодых завсегдатаев Сети? Отсутствие у артиста денег на проезд, — когда сегодня читаешь, сколько тысяч баксов получает российская «звезда» за съемочный день в «мыле». А эта взаимовыручка между коллегами, а этот бухгалтерский финт с финансовой поддержкой лишь за то, что «человек хороший», — кому это нынче приснится? А какой смысл сегодня вкладывают в словосочетание «свой причал»?..
«В Аркадии, — вспоминает Бурлака, — говорили откровенно обо всем: не всякого мы туда звали. А говорили, конечно, о творчестве, о фильмах, в которых были заняты. Не на худсоветах же обсуждать! У Володи, конечно, всегда была гитара, он пел, это нормально было. Мы уже понимали, что он нечто гораздо большее, чем «самодеятельная песня». И наши студийные звукооператоры его записывали — просто так, для себя. Да и ему самому, я думаю, нужны были записи. Из Одесской киностудии они потом и разошлись! Потому что где бы он еще смог записываться?! А уж как пошли вскоре портативные магнитофоны — «зараза распространилась». Ребята из КГБ тоже к звукооператорам наведывались — догадаться было нетрудно, что записи делаются, да только конспирация у нас была хорошая, стукачей мы вычисляли».
А В 1978-м сниматься в В «Месте встречи...» явился уже всенародный кумир. У него было все, о чем мог мечтать советский человек, и даже нечто этому человеку запредельное. Объездил необъятную страну и бывал в капиталистической загранице. Купил квартиру. Первый и единственный в СССР, помимо «дорогого Леонида Ильича», обладатель «Мерседеса»... ну, и?
«Да это смешно, — отвечает Бурлака, — у него ставка за съемочный день была 25 рублей. Ну, еще за репетиции добавляли пятерку-десятку. Пятьдесят в смену — это уже ставка народного артиста СССР (Высоцкий был — «заслуженный РСФСР», — Т.А.). Заработать на фильме — это, практически, чепуха. Договорились со Славой (Ст. Говорухиным — Т.А.) — давать Высоцкому «окна» в графике. Это потом очень сложно оказалось, но отпускали: отдохнуть и заработать».
В Одессу Высоцкий приехал тогда вместе с женой, Мариной Влади, с намерением... отказаться от роли Жеглова. Марина полагала, что его здоровье в ужасном состоянии, сердце подводило. Но Говорухин уже начал съемку. И без Высоцкого картины своей не мыслил. Да и план студии оказался бы под угрозой, премию сняли бы со всего студийного коллектива, такая была в кино финансовая круговая порука. Может быть, это обстоятельство и стало для Высоцкого главным аргументом в пользу участия в фильме?
Одна из поездок во Францию в период съемок обернулась для Высоцкого сюрпризной «самоволкой» в США. Он опоздал с возвращением на две недели, сорвался съемочный график. Скандалище с угрозой закрытия картины уладил в «верхах» главный консультант фильма, заместитель министра внутренних дел Константин Иванович Никитин. Вот и скажи после этого: «Поэт, не дорожи любовию народной»!
Как вообще повлияла любовь народная на Высоцкого?
«В отношениях студии с Высоцким ничего не изменилось, — отвечает Леонид Бурлака, — на съемках мы по-прежнему были с ним на «ты», все он воспринимал адекватно: он был профессионал и понимал, что рядом с ним работают профессионалы, у которых свои задачи и которым нужно подчиняться. Он разве что стал более требовательным в выборе своего приятельского окружения — это было заметно. И уважения к себе требовал большего, студия ему уже предоставляла номер гостиницы в Аркадии. Техперсонал с ним уже был на «вы», это в порядке вещей. Он стал понимать, что относиться к себе надо более серьезно...»
Я попросила Леонида Бурлаку рассказать подробности трюковых съемок с участием Высоцкого: эпизод с порезанной рукой артиста достаточно известен, и все же...
«Погоню за Фоксом на Яузе снимали, — рассказал оператор фильма. — И там с Высоцким, заметили ли вы, только последний кадр, в остальных же звучит лишь закадровый голос Жеглова, потому что артист в это время был на концертах. Снимали эту сцену погони каждый вечер целый месяц, кроме выходных. Эпизод, когда Жеглов выбивает автомобильное стекло револьвером, Высоцкий сам предложил, буквально во время съемки.
Съемка была режимной — при быстро меняющемся естественном освещении: эпизод ночной, в распоряжении оператора считанные минуты. Стекло должно было разбиться с первого дубля, да толщина у него была шесть миллиметров, и разбил его Высоцкий лишь с третьей попытки. Не предусмотрели мы, что оно не разлетится, подобно оконному, а треснет на куски. И Высоцкий, вышибив кусок, порезал осколками безымянный палец и мизинец — видимо, перерубил сосуд, потому что кровь хлестала. Перевязали... и поняли, что заполучили его дней на десять: какие уж тут концерты. Вот так — не было бы счастья... Но перевязали-то не сразу: идет кадр, работает камера, он с жутким кровотечением, нами не замеченным, высовывается в окно, стреляет и левой, поврежденной, рукой. Увидели мы эту кровь после команды «Стоп!»...
«С Володей было легко работать, — итожит Бурлака, — все понимал. Не сказать, чтобы у него был большой опыт в кино. Но чувство кадра было прирожденное. И делал все, что надо: грязь — грязь, вода — вода, галстук поправить — безропотно...».
— Я сейчас подумал, — закончил беседу Леонид Бурлака, — вот мои внуки, оба, вполне развитые ребята, нормальные. Иногда расспрашивали, как и что, я рассказывал... Но вот чтобы им это было необходимо — Высоцкий?..
А так ли многим, спрашиваю я, сегодня «необходим» джаз, который в 50-х был пандемией? А «Битлы» и рок-музыка, от которых в 60-х повально были башни снесены, — не достояние ли они личных раритетных коллекций? Все входит в берега. Мода свеялась. И человек-феномен, человек-театр Высоцкий отошел со своим песенным наследием в область, куда вхож лишь круг избранных, посвященных: короче — в область Культуры. Туда, где песня долговечнее страны.
Тина Арсеньева. Фото из личного архива Леонида Бурлаки