|
|
   |
Праздничный спектакль подарил Одессе заслуженный деятель искусств России Георгий Ковтун, поставив в русском драматическом театре по собственному сценарию «Вий» Н.В. Гоголя — фолк-мюзикл, написанный композитором Евгением Лапейко.
МОЛОДЕЖЬ, заполнявшая зал на премьерах, бесновалась от восторга. А ведь она избалована шикарными кинозрелищами типа «Мулен Руж» и «Чикаго». Евгений Лапейко написал забойные шлягеры в ритмах фолк-рока, в традициях украинского эстрадного мелоса. Музыка правит обедню и справляет шабаш в этой постановке, дает нерв действу. А уж три козацкие песни, звучащие в спектакле, достойны представить нашу марку на любом Майдане!
Остроумные тексты песен создали Ольга Седова и Яков Качур. В некоторых музыкальных монологах они умудрились почти буквально воспроизвести в рифму гоголевский текст, уложили его в песенные ритм и размер. Таким образом, мюзикл обогащен музыкой гоголевской прозы.
Георгий Ковтун, тяготеющий к массовочному театру-агитке, театру физической метафоры, большой мастак «Агафьи Тихоновны на проволоке». Здесь таится ловушка: шоу может затмить смысловую часть. Задача избежать этого ложится на солирующих актеров. К тому же сам консервативный жанр мюзикла предполагает мелодраму, а не психоанализ, декларацию, а не подтекст. Впрочем, кто постановил, что мюзикл обязан быть поверхностным?!
На протяжении четырех спектаклей (включая спектакль-сдачу) наблюдала я трудное становление этой непростой вещи. В нечто целое постановка сложилась на представлении 29 мая: огромный потенциал, заложенный в ней, начал срабатывать...
В СВЕТЕ ЗАКОНОВ ЖАНРА имеем «Аленький цветочек» навыворот. Не сумел герой «Вия» (вернее, антигерой) разглядеть красоту в безобразии, уважить былую юность в немощной старухе. Не сумел спасти молящую о спасении душу — и свою собственную погубил.
Узловой смысловой момент в спектакле Ковтуна — вполне «по Гоголю»: как ни страшно за бурсака Хому Брута, он — убийца. С убийства ведьмы началось его скольжение в ад...
Уж что в спектакле Ковтуна выявлено наиболее четко и последовательно, так это народная языческая стихия, показана коллективная душа-язычница. Всякий народ — по сути язычник, не различающий молитву и заклинание. И Хома тут — капелька, льющаяся с массою, так сказать, «типичный представитель».
Спектакль имеет интонацию сказа: а вот был-де случай (заметим, что и у Гоголя история эта подана как «случай»). Четыре опорные точки: истолкование образов Хомы, Панночки, Сотника и казака Дороша. Раскрытие глубинного смысла вещи очень зависит от этих актеров, занятых по ходу действия в таких головоломных трюках, что, кажется, и думать, и чувствовать некогда!
Сцены разгула бурсаков на ярмарке озорны, увлекательны и приводят на память «рекреации» вагантов (вот где Украина близка Европе: в бурсацких традициях!). Своими песенками дают эти сцены затравку для основной мысли спектакля: так в бурсаки или в козаки следовало бы податься сироте Хоме Бруту? А эпизод с Панночкой, которая тут же, на ярмарке, в образе старухи положила глаз на смазливого бурсака, подначивает: а ну, каков же из Хомы Брута философ?.. Не забудем, что носит наш герой именно эту «ученую степень»!
Сценический полет Панночки-ведьмы, которая насильничает приглянувшегося «философа», захватывающе жуток и зловещ, жанрово — настоящий романтический гротеск. А молодым актерам за такие трюки на лонже — платить бы впятеро против того, что они получают, да еще и со страховкой!..
ОБРАЗ ПАННОЧКИ наиболее последовательно и красочно дан, на мой взгляд, Аленой Колесниченко. Панночка — в своем роде жертва, это традиционная для мелодрамы «роковая женщина», не властная противиться своей вампирической природе и все же взыскующая спасения души. По мюзиклу, это ее матушка спуталась с нечистым, и Панночка — преисподний ублюдок. Хома — сирота в миру, Панночка — сирота космическая. Колесниченко великолепно сыграла сцены «Панночки в гробу», изящно переходя от игриво-лирических, окрашенных черным юмором интонаций к тоскливой женской жалобе, срывающейся в злобный замогильный вой жаждущего кровушки вурдалака... Более, покамест, прямолинейно, зато весьма темпераментно, играет Панночку Татьяна Каринова: ее ведьма — метафизическое, иррациональное и одновременно природное зло, как град и как смерч.
Но какова ни есть Панночка, страдалица или фурия, на нее нарывается несчастный Хома Брут. Вернее, она его выбирает. Избирает для того, чтобы поставить перед ним задачу, которая под силу лишь христианину: то есть, выше сил человечьих.
ВЕСЬ СПЕКТАКЛЬ строится на том, как нечисть искушает Хому, испытывает его веру на излом, всякий раз давая ему шанс. Недаром же Сотник, отправляя Хому читать отходную по Панночке, говорит: «Сегодня ты начинаешь новую жизнь». Итак: проклятие — или прощение? Бунт — или смирение? Заклинание — или мольба?
...Вот Хома Брут — Игорь Коршунов: просматривается в нем и чувство вины, и робость простолюдина перед сильными мира сего. Вот Хома — Дмитрий Жильченко: в нем глубокая, смутная, не осознаваемая им самим печаль, некая обреченность, которая вот-вот да и выведет на «подтексты», — так и хочется крикнуть: «Тепло!.. Еще теплее!..», — ибо линия образа пока что пунктирна. Ближе всего к «горячо» подошел, так мне показалось, Ярослав Белый, явив глубокую ошеломленность «маленького человека» великими мистическими тайнами: красоты и посмертия. Белый наиболее четко отыгрывал «предлагаемые обстоятельства»...
Ведь зададимся вопросом: что мешает потрясенному Хоме дать тягу? Разве расправа, которой грозит Сотник, страшнее выходца с того света? И так бы уж мучило Хому чувство вины, доведись ему убить мать, а не дочь Сотника?.. Мистическая власть Красоты покорила «философа»! Не зря же он своими руками приоткрывает закрытый панночкин гроб: тянет взглянуть!.. Христианский «внутренний цензор» — противится, а натура — к убиенной влечется.
И не зря в руках Хомы в третью роковую ночь оказывается сабля вместо креста. Оказался наш бурсак слишком мало философом, чтобы предаться любви с ведьмой, и слишком сомнительным христианином, чтобы спасти ее душу. Потому как «христианство» в народе — это «традиция». Готов народ «за веру христианскую» кого угодно в чистом поле в капусту изрубить. «Народную душу» презентует в спектакле козак Дорош — Михаил Дроботов. Лихой козак: он и в бой, и в драку, и в пляс, и в сказ; супостата иноземного в бегство обратит, а перед своим же братом козаком власть имущим рабски, робко прогибается... «От так i живемо», — резюмирует, к вящему веселью зрительного зала.
ХОРОШИ, каждый по-своему, оба Сотника — играющие в очередь Ярослав Белый и народный артист Украины Анатолий Дриженко: колоритны, темпераментны, психологически правдивы. Именно ведь предательство вельможного Сотника стало последней ступенькой, которая низвела Хому в ад: Сотник-то наш, оказывается, сам запродался Сатане! И, может быть, выдержал бы Хома трепку, которую задали ему черти в третью ночь — чего с козаком не случается! — если бы не роковое открытие. Слишком непосильной оказалась нагрузка на слабую, дремучую, суеверную душу!..
Потрясающа кульминационная сцена, в которой Хома расписывается в своей духовной несостоятельности и приуготовляет себя к смерти: к следованию за ней, за убиенной — в ад. В этой трагической покаянной сцене есть и чисто гоголевский смеховой подвох, пародийный элемент: философ Хома погружается в бочку с водой, как бы уже совершая посмертное омовение...
ЧТО ХОТЕЛОСЬ БЫ уже на начальной стадии «подчистить» в спектакле? Кое-что в вокале. Если, например, в арии Сотника, а особенно — в кульминационном монологе Хомы «Ой, вы, ангелы» чистые девичьи голоса на втором плане звучат с поистине ангельской отрешенностью грегорианского хорала, то те же голоса, выведенные на первый план и исполняющие ту же песню либо народную «Ой, у полi три криниченьки», уже звучат комариным писком: не знает украинское сельское пение академических сопрано! Аутентичная постановка голосов здесь нужна крайне, академическая же — сбивает темпоритм спектакля.
Сомнительным представляется и комический дуэт народных артистов Л. Сатосовой и С. Крупника, перекочевавший в фолк-мюзикл прямиком из классической оперетты. Да и любовный флирт двух весьма пожилых персонажей выглядит сомнительно, а уж заигрывания «лiтньої» прелестницы Хавроньи с молоденьким бурсаком и вовсе наблюдать неловко.
Не стоит и подпускать фразочки на украинском языке, тем более когда кое-кто из актеров и выговорить-то их не в состоянии. Это придает персонажам не колорита, а карикатурности. Вы — русский театр, и нечего стесняться говорить по-русски, даже изображая Украину.
Хорошо бы и грим приобрести: тот, которым мазаны козаки, небось просрочен еще во времена ВТО... Вообще, «накладки» свидетельствуют не о недостатках спектакля, а о внутренних проблемах данной труппы, об отвычке от производственной дисциплины. Мюзикл «Вий» должен бы стать трамплином к творческому прорыву.
Это, при всем трагизме и нелицеприятной характеристике нашей коллективной души, очень веселое и праздничное действо, блистательно поставленное, призывающее к трезвой самооценке и очищению. Именно грехами-то нашими, предупреждает спектакль, и нечисть воспроизводится.
Следующие премьерные показы «Вия» состоятся 11, 16, 17, 18 июня.
Тина АРСЕНЬЕВА.
На фото Олега ВЛАДИМИРСКОГО:
Панночка — А. Колесниченко.
Хома Брут — Д. Жильченко.