|
В городе Ильичевске, в Музее изобразительных искусств имени Александра Белого (директор — Любовь Мариенко), 6 февраля открылась отчетная экспозиция Ларисы Беляевой, члена Национального союза художников Украины. Выставлено четыре десятка работ.
Художница пошла на риск, отобрав для экспонирования живопись очень разных лет и очень разных стилей. Бросающуюся в глаза стилевую разноголосицу Лариса поясняет так: «Эти работы — «выползень», сброшенная шкурка! Здесь представлены три этапа: «постстуденческий», «постграфический» и те результаты поиска, к которым я вышла сегодня». До недавнего времени она отдавала преимущество графике, создавая метафорические композиции, с частым подчеркиванием декоративного момента в своей изобразительной манере. Теперь решила серьезно заняться живописью. Из жанров Беляева предпочитает натюрморт (ну, это — вполне по-одесски) и портрет (а это в наши дни — редкий жанр), а также композиции, которые можно определить (чуток неуклюже) как метафорический символизм.
...Обратимся к «постстуденческому» периоду: мне думается, художнице стоило бы продлить его и сегодня. Уж до чего хорош «Автопортрет» 1979 года, написанный маслом на... клеенке. На нем автор предстает девушкой в стиле Венецианова. Работу отличает тонкая пластичность силуэта и чудесная охристая гамма, очень мягкая и, при своей приглушенности, чрезвычайно богатая нюансами. Другая работа того же года — изысканный «Портрет черноглазой девочки», графично-контрастный, в холодной жемчужно-синей гамме, на чувственном уровне передающей угловатую хрупкость подростка. Зная Ларису, наберусь дерзости отметить, что сомнения и недостаточная уверенность в себе мешали ей ранее реализовать то, что заявлено в этих портретах, но теперь пришла пора выбора...
Приемы графики все-таки сказываются в живописи Беляевой, но сказываются корректно. Активный контур, стремительно круглящиеся линии, цвет, минимизированный до легкой подцветки, — вот женский портрет «Летний отдых». В качестве оконтуривания удачно обыграны линии орнамента на тарелке в натюрморте «Любовь к трем апельсинам». Это уже — работы последних лет, как и портрет «Маринкино вязание» (2010 г.): в его графичности — истинно японский лаконизм и чисто японская недосказанность. Это очень философичная работа, раскрывающая природу движения. Спицы в руках модели четко зафиксированы кистью художницы, но динамика линий такова, что мы как бы видим мелькание спиц. Это — циклическое движение, и это — видимая статика, таящая в себе динамический потенциал, то есть возможность события, но события, повторяемого во временах. Вот так-то простенько можно изобразить «знак Вечности». В довершение всего, глаза модели опущены: мы домысливаем взгляд, во всем диапазоне выражаемых им чувств. Данный портрет — просто-таки эссенция японского мироощущения, которое невесть как дало себя знать в художнице-славянке: вот вам и «русская всемирность»...
Подобной же философской, категориальной, наполненностью отмечен камерный, фрагментарный этюд «Чайка обыкновенная». Чучело чайки на подставке. Голова птицы вскинута, ее легкое тело готово раствориться в жемчужно мерцающих бликах. В совершенно беспредметном фоне мы угадываем, физически ощущаем дуновение морского бриза.
Портрет девочки-подростка «На прогулке» — это живописный эксперимент в области почти монохромного решения. Это также очень емкая вещь, как по психологической нагрузке, так и по техническим приемам, подчиненным ее задаче. Лиричен и пластичен «Розовый портрет», очень опосредованно связанный с «русскими красавицами» Кустодиева.
Есть на выставке и такие пробы, которые, будучи удачны сами по себе, все-таки направляют автора по некоей уже столбовой дороге искусства, вослед авторитетам, а сие не очень желательно: в авангардных дерзаниях только первопроходцы интересны. Так, энергично исполненные и весьма эффектные по цвету гротески «Две сестры» и «Двойной портрет» увлекают Ларису вослед Пикассо («и иже с ним»), что, думается, вряд ли плодотворно, хотя работы и красивы.
Зато есть и очень мощные заявки. Это — символическая композиция «Время собирать камни», очень крепкая по пластике и суровая по колориту. И это — центральная на выставке композиция «Двенадцать апостолов», в которой Беляева предстает как «художник без аналогов» — по крайней мере, в одесской региональной традиции. Изображение почти абстрактно, доведено до степени знака, лаконичного наскального рисунка, иероглифа. Излюбленные Беляевой охры, от лимонного до земляного оттенков, сливают фон картины в необъятный общий «нимб». И эта светоносная среда лишает группу апостолов (среди них и Магдалина) ее земного веса и выводит в запредельность.
«Ведь наша ставропольская степь — совершенно библейские места», — говорит Лариса, уроженка города Буденновска...
Тина Арсеньева