|
Так без всяких претензий я решил озаглавить эту небольшую рецензию на концерт музыканта, который выступил с камерным оркестром нашей филармонии в качестве скрипача и дирижёра.
В этот вечер накануне Пасхи, накануне праздника Первомая, зал был, к сожалению, далеко не полон. Должно быть, души верующих были заняты чудом Воскресения, а неверующие — не ждали от выступления Майкла Гуттмана особых чудес. Да он и не претендовал ни на что — просто взял в руки скрипочку и... Боже, какой красивый оказался у этого инструмента голос, какие нежнейшие интонации, какая певучесть! Гуттман — скрипач милостью Божией, ещё в детстве на него обратили внимание крупнейшие музыканты.
Как это часто бывает с выросшими вундеркиндами — он играет с покоряющей свободой и некоторой, что ли, небрежностью. Неловко употреблять это слово, но речь идёт, разумеется, не столько о погрешностях, сколько о самом отношении к музыке, которое меня иногда смущает: для профессионала нет «священного текста», равно как и «священного трепета». Но я думаю, что последнее к Майклу Гуттману ещё придёт — вместе с мудростью. Как приходит оно на моих глазах ко многим музыкантам, которые поражают уже не ошеломляющим мастерством, а поразительной глубиной мудрого понимания исполняемого.
Майкл Гуттман живёт в Брюсселе, родился уже в Бельгии, но мама его — из Житомира, и она присутствовала в зале на концерте сына. Программа концерта была очень небанальной! Исполнялся концерт для скрипки с камерным оркестром Ф. Мендельсона — но совсем не тот, хрестоматийный, заиграный, а незнакомый, и музыка была превосходной, по духу совершенно классичной, очень светлой. Поражала какая-то особая мягкость интонаций солирующей скрипки. Никакой тебе жёсткости напора, волевого изъявления силы. Играя, Гуттман ещё успевал взмахнуть смычком, давая дирижёрские указания оркестру.
Затем была исполнена Симфония № 44 Франца Йозефа Гайдна. Гуттман в качестве дирижёра превосходно чувствует живую жизнь музыки, воссоздаёт её непрерывный поток, её пульсацию, словом — живёт в музыке. Нет никаких отдельно сыгранных «кусков» и их «стыков». В первой части симфонии — неожиданная тревожность, даже драматизм, и то, что можно было бы назвать «тяжестью» в сравнении с моцартовской «лёгкостью»... Венская классика — совсем не безмятежна, её гармония куплена дорогой ценой! Вот она — эта гармония, в третьей части. Словно рассеялись облака и открылись высокие небеса. Мне бы хотелось, чтобы в этот момент сердце самого Майкла Гуттмана билось ещё чуть-чуть помедленнее, чтобы окончательно исчезла столь свойственная всем нам, сегодняшним, суетливость и обозначилась некая важность, абсолютность этого гармонического душевного состояния.
Во втором отделении Гуттман как скрипач исполнил небольшую пьесу «Нигун» Э. Блоха. Но воистину поразил он нас открытием и автора, и произведения, нам вовсе не известного, — была сыграна Симфония Хуана Кристосомо де Арриага, испанца, родившегося в самом начале девятнадцатого столетия и прожившего очень короткую жизнь. Его потом назвали «испанским Моцартом». Как выясняется, не зря! Уже в первой части симфонии — поразительная красота нежной мелодии струнных и как бы сгущающийся мрак, поднимающийся откуда-то из подземелья... То и дело грохочет барабан. Но особенно выразительна четвёртая часть симфонии, к сожалению, очень короткая, — тут эта тема обреченной красоты звучит воистину мощно, с громадным драматизмом.
Должен сказать, что наш камерный оркестр в очередной раз продемонстрировал свой высокий профессионализм: времени для репетиций почти не было, музыка была большей частью незнакомой, но играли хорошо. О чём и свидетельствовали овации, адресованные дирижёру и оркестру.
Илья РЕЙДЕРМАН.
Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | ||
6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |
13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 |
20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 |
27 | 28 | 29 | 30 | 31 |