|
|
   |
В Русском театре 10 декабря состоялась премьера спектакля «Сквош в четыре руки», поставленного Алексеем Литвиным по пьесе Тома Стоппарда «The real thing» («Реальная вещь», перевод Ольги Варшавер и Татьяны Тульчинской).
Если применительно к пьесе Т. Стоппарда брать за основу утверждение его древнего соотечественника про то, что мир — театр, то ничего не получится: у Стоппарда актер — это все же профессия. И писатель — тоже профессия, с оговоркой, что к тому и к другому желательно иметь призвание.
«Сквош в четыре руки». Сквош — это «игра с мячом и ракетками, в которой два игрока поочередно отражают удары мяча, отскакивающего от стенки». В контексте событий спектакля — читай: искусство, братцы, берет разбег из жизни и рикошетит в жизнь так, что успевай отбиваться! Осталось обосновать тезис заглавия «реальными вещами»...
Первейшая реальная вещь: из какого источника проистекает творческое вдохновение? Вопрос напрашивается исподволь, покуда мы наблюдаем, как писатель-драматург Генри влюбился в жену своего друга Макса, актрису Анни, и она отвечает Генри взаимностью. Макс тоже актер, и жена Генри, Шарлотта, — актриса, а кто же еще может быть окружением преуспевающего драматурга?
Сия коллизия разрешается не по-русски: без надрывов. Импульсивная и честная Анни (заслуженная артистка Украины Ирина Надеждина) порывает с мужем и перебирается к Генри, а его Шарлотта отселяется вместе с вещичками и несовершеннолетней дочерью. С представителями богемы такое не раз в жизни случается, эка невидаль.
Первое действие спектакля, собственно, и посвящено этой семейной истории. Ансамбль актеров сохраняет достаточную непринужденность в игре, причем каждый из актеров умело пускает в ход личное обаяние, поэтому зритель не успевает заскучать. Глубоких страданий семейная катастрофа никому из персонажей «Сквоша» не доставила, а обсуждение ими вопроса, достаточно ли убедительную пьесу написал для них Генри, используя в ней факты и домыслы своей и их собственной жизни, — это ведь не из разряда «вечных вопросов». И, если в оригинале пьесы и наличествует пресловутый английский юмор, построенный, зачастую, на игре слов, то он, вероятно, плохо поддается переводу на другой язык...
Таким образом, первый акт спектакля выглядит растянутой экспозицией. Но разнообразные интонационные краски, которые находит для своего Макса заслуженный артист Украины Борис Смирнов; стильность и самоирония Шарлотты в исполнении Ольги Кондратьевой; детская непосредственность хрупкой Анни (И. Надеждина) и трогательная повадка «домашнего ребенка» в очкарике Генри (Сергей Поляков) располагают к героям спектакля.
Конфликт разгорается только во втором акте: между Анни и Генри. И не оттого, что «только утро любви хорошо»: они поженились и вполне счастливы, — конфликт имеет творческую природу!
Оказывается, Анни, помимо того, что актриса, одержима пылом общественной деятельности и состоит в некоем правозащитном комитете. Ныне она задалась целью вытащить из тюрьмы юного неформала Броуди, совершившего в знак социального протеста хулиганский поступок. Надо, чтобы дело получило широкий резонанс. Этот парнишка возьми и напиши пьесу. Вот поставить бы пьесу и засветить имя автора — «узника совести»!
Генри читает пьесу и убеждается, что опус — чистейшая графомания, а его автор — малограмотный. Генри пытается довести это до сознания Анни. Не тут-то было! Сознание Анни так воспалено правозащитной миссией, она проведывает своего подопечного с такой завидной регулярностью, что мы вдруг наверняка вспоминаем: источник творческого вдохновения лежит ниже пояса!
Сексуальное и творческое начала имеют один мировой исток, и второе подпитывается первым. Почему я сказала — «вспоминаем»? Ну, потому, что нам это и без Тома Стоппарда было давно известно, он лишь предлагает нам пошутить и посмеяться над этим вселенским законом, которым, главное, не следует злоупотреблять. Актеры же, ой, как склонны «усугубить»! И то, что Анни затем, на гастролях, вступает в отчаянный флирт с юным партнером по сцене, эффектным и обаятельно циничным Билли (Виктор Ильченко), ставит в наших догадках точку над «i». Творчество Анни нуждается в энергетической подпитке!
А Генри, хоть он и богема, совсем иной породы, и тут мы опять вспоминаем, что Игра и Слово — совершенно разные поля деятельности, производные совершенно разных мироощущений. Генри — пишет свои «слова, слова, слова» кровью сердца, Анни — только примеряет на себя и озвучивает чужие слова. Генри и Анни, драматург и актриса, онтологические антиподы — и немыслимы друг без друга.
Благодаря искренней повадке, которую придал Сергей Поляков своему герою, кстати, умудряясь в этой роли быть совершенно неузнаваемым, Генри становится центральным персонажем спектакля. Что, полагаю, соответствует авторскому замыслу: Генри — настоящий, он вне игры, на нем, как на оселке, испытываются все высокие притязания жрецов искусства. Конечно, Том Стоппард вывел идеального героя, но ведь это образ Писателя, служителя Слова, к соответствию с которым полагалось бы стремиться, не так ли? Цельно-бескомпромиссный, творчески и житейски честный, беспомощно шарахающийся от житейской грязи, Генри, по выражению его «бывшей», веселой и прагматичной Шарлотты, «вечный девственник». «Когда я поняла, что ты последний романтик в этом мире, было уже поздно», — разводит руками неунывающая Шарлотта...
Но и достается же «последнему романтику» от не менее романтичной Анни, чью кудрявую головку вскружил «узник совести», для коего, как ей представляется, она может быть предметом обожания, эдакой королевой Джиневрой. На голову Генри сыплются аргументы в пользу творческого потенциала юного Броуди, отразить которые зачастую невозможно. Кто вообще установил критерии, что есть литература и что — графомания, и кто смеет определять, что такое талант, и какова мера таланта? И вообще — а уж не ревнует ли «мэтр» Генри к юному Броуди, причем ревностью похуже мужской — творческой?!
Последний гвоздь в гроб писательского самомнения размашисто вбивает шестнадцатилетняя дочка Генри, отвязная очаровашка Дебби (Анастасия Швец). Дебби в упор не желает видеть интеллектуальных притязаний Генри, поставленных им вопросов о творческой ответственности, — для Дебби в его пьесах на первый план вышла основополагающая проблема: «трахнутся или не трахнутся?».
Ну, а вдруг это сам Генри отдал в своем творчестве дань требованиям потребителей масскультуры, а? Ведь он, как-никак, знаменит и признан, чего с ним не случилось бы, будь он самозабвенно интеллектуален.
Вот в этих допущениях и состоит веселая игра, на которой построена пьеса Тома Стоппарда, а вослед за нею — спектакль Алексея Литвина. Надо отдать должное: допущения внятно читаются, актеры же при этом житейски органичны, непринужденны и нигде не впадают в схематизм и занудство.
...Спектакль по пьесе юного Броуди наконец поставлен, — Генри великодушно отредактировал пьесу. Спектакль прошел успешно, а это значит, что имя автора может попасть в раскрутку — и доказывай тогда, кто здесь графоман!.. Броуди выходит из тюрьмы, но не по общественному резонансу, а по банальной амнистии. Он наносит визит Генри. И, оказывается, этот малограмотный до глубины души оскорблен, что перо мэтра прошлось по его корявым, но кровью сердца обагренным строкам! Увалень Броуди (актеру Михаилу Игнатову удалось представить очень неоднозначный и емкий образ) покидает своих благодетелей, исполненный творческих амбиций, и закрадывается мысль: а чем черт не шутит, может, из упорного парня что и выйдет?..
Довершение же озорных допущений по ходу спектакля — мыслишка о том, что сама пьеса Тома Стоппарда — опус, позволяющий всякому клерку почувствовать себя интеллектуалом. И, если таковая мысль тоже входила в ироническую задачу автора пьесы, то браво: игра состоялась! Во всяком случае, мысль-игра состоялась в спектакле А. Литвина. Мы повеселились, а призабытый автором и постановщиком по ходу действия Макс женился в финале на... Шарлотте. Чтоб уж во всем воцарилась гармония — цель всякого творчества. И чтобы на выходе из театра некая пожилая «Дебби» серьезно разъяснила мужу (я слышала): «Видишь, он бы не смог жениться второй раз, если бы жена не ушла к другому!»...
Тина Арсеньева. Фото Олега Владимирского