|
|
   |
Свою новую работу вынес на суд публики одесский театр-студия «Тур де Форс»: его художественный руководитель Наталья Князева примерила силы к Ф.Достоевскому, инсценировав «фантастический» рассказ «Кроткая».
Предложенная нам сценическая версия трудного рассказа Ф.Достоевского очень незаурядна. И уж в чем Князева, как всегда, трезва, бескомпромиссно требовательна и точна, так это в подготовке своих актеров. Какой же материал пришлось освоить двум исполнителям — 19-летнему Сергею Маркову и 25-летней Светлане Сокур?
Очень юным актерам-любителям привелось воспроизвести на сцене, что называется, психологическую вивисекцию. В «Кроткой», как эту историю, вослед за ее автором, истолковала режиссер-постановщик, дело идет о столкновении двух человеческих гордынь... Человек человеку зеркало, причем кривое, — в этом весь Достоевский, и в спектакле Н. Князевой все эти моменты прочувствованы.
Правда, как режиссера Наталью Князеву более всего занимает женский характер. В данном случае — чистой и бескомпромиссной 16-летней безымянной героини, которую присмотрел и на которой женился 40-летний деклассированный интеллектуал, занимающийся неблагородным бизнесом ломбарда (закладчик, как говорили во времена Достоевского). Потому и заметил, затем и женился, что сразу ощутил в ней сильного нравственного оппонента.
Разыгранное действо задано контрапунктом: откровенного сценического гротеска на грани буффонады и сдержанной игры двух актеров, снятой на видео и воспроизводимой на экране, в духе немого кино, преимущественно на крупных планах (оператор — Филипп Князев).
Идейный поединок двоих ведется буквально на взаимное уничтожение, и его участники не замечают, как преступают ту черту, где моральное изничтожение противника превращается в психологическое насилие, а психологическое — переходит в прямое физическое, за исчерпанностью аргументов. Ситуация конфликта, однако, допускает полярные, взаимоисключающие, толкования: «оба правы». Так, кротость героини оборачивается неукротимой гордостью, а величайший из грехов — самоубийство — совершается ею с образом Богородицы в руках.
Сцену самоубийства мы видим на экране, и по версии Натальи Князевой (опять же весьма многозначной) этот поступок «кроткой» — не отчаяние, а просто своевольный выход из игры, все по той же причине исчерпанности аргументов. Героиня, шагнув из окна, не падает, а бросается в полет: прочь отсюда, и лишь опустившаяся спустя мгновения на ее труп легкая шалька напоминает нам о земной тяжести, а стало быть, и небезгрешности той, которая выглядит в этой истории жертвой...
Героиня (Светлана Сокур) присутствует только на экране: в сценической действительности она уже мертва, на экране разворачиваются воспоминания героя. Актриса оказалась очень киногеничной. Ей действительно не дашь больше 16 лет, и в ней есть глубина. Ее роль очень немногословна, исполнительнице приходится почти все время существовать в режиме крупного плана и передавать сложные и противоречивые чувства, «не хлопоча лицом», в предельно сдержанной манере, привнося в роль и обаяние собственной искренности, ту чистоту, которую сыграть, изобразить, невозможно.
По сути, героиня — тот оселок, на котором оказались ущербными бунтарские интеллектуальные построения героя. Ему, взрослому, умудренному, не хватило простой безыскусной человечности, зашкалила «идея», превозмогла гордыня самоутверждения. Сергей Марков, юный актер с примечательной внешностью: он может оказаться столь же утонченно красивым, сколь и отталкивающим, — на сцене изображает как бы оголенную душу своего персонажа, исковерканную грехом. Это в чистом виде символистский театр, с пресловутым «клюквенным соком», многое здесь достигается за счет чисто пластического рисунка, который, как всегда у актеров Н.Князевой, отработан безупречно. Но при этом — и почти непрерывный монолог на протяжении полутора часов, произносимый убедительно, психологически достоверно. Ну, иногда пластика слишком утрированна, изображается нечто вроде Голлума из «Властелина колец», но это, думается, издержки дебюта...
Очень кинематографичной оказалась музыка, написанная к спектаклю Стасом Михайленко.
Думается, спектакль еще нуждается в некоторой шлифовке, в устранении экранных стилистических повторов собственно сценического действа — одинаковая стилистика игры, прорывающаяся в некоторых моментах, разрушает смысловой контрапункт и разжижает действие, разрывает «вольтову дугу». Но это — дело техники. Мое впечатление — Наталья Князева, взяв в работу столь ответственный материал, как произведение Ф. Достоевского, стоит на пороге серьезного качественного прорыва, нового и очень интересного театрального освоения вечных вопросов бытия.
Тина Арсеньева