|
|
   |
Прочитала об Аркадии Львове («Вечерняя Одесса» от 05.11.2020 и 17.11.2020), и нахлынула волна воспоминаний о дворе моего детства. Наш дом — угловой, проходной. Два подъезда, с одной и другой улицы, и проходная парадная. Все открыто настежь. Вероятно, поэтому, как рассказывала моя бабушка, во время оккупации в нашем доме была явка подпольщиков, но это тема другого рассказа.
Жильцов было много, люди ютились в подвалах, в коммунальных квартирах с печным отоплением, керогазами и примусами, с удобствами во дворе. Евреи, молдаване, поляки, украинцы, русские, цыгане — все жили одинаково бедно, но дружно и весело. Я никогда не слыхала нецензурного слова. Конфликты, конечно, бывали, но никогда никого не упрекали по национальному признаку. Бывало, заведут перепалку соседки, да выйдет фронтовик Исаак Абрамович, шутник и балагур, да как скажет что-то с юмором и подначкой — и тут все рассмеются, и конфликта нет. А гораздо позднее Исаак Абрамович отказался ехать с женой и сыном в Америку, сказав: «Я воевал за эту землю, за Одессу».
Тетя Роза ставила примус в дверном проеме и жарила пирожки (я до сих пор помню их аромат), и каждый ребенок получал свой пирожок. По вечерам все выходили на улицу или во двор (телевизоров еще не было). Старшие сидели на скамеечках и обсуждали проблемы, от мировых до семейных, а дети (было нас человек тридцать) играли в классики, в прятки, в города, прыгали через скакалку. Напротив был пустырь (здесь сейчас очередная высотка), и мальчишки целый день гоняли там мяч. И все дети были под присмотром: «Почему без шапки?», «Маму вызвали на работу, заходи — поешь!». У моей бабушки были больные ноги, и она не выходила из квартиры. В проеме входной двери, которая никогда не запиралась, у нас был прибит большой крюк, и все соседи подвешивали на него свои ключи от квартир и комнат. Двором управлял дворник дядя Митя. Жил он тут же с женой тетей Катей и весь день был «при деле»: помогал старикам, приносил уголь из сарая и ходил за покупками, занимался мелким ремонтом. Двор и улицу подметал три раза в день, а летом еще и поливал утром и вечером. Но все-таки моя бабушка дворника не любила, называя его «сексотом».
Я помню звон колокольчика и крики: «Мусор! Мусор!». Все бежали с мусорными ведрами к подъехавшей машине, сбоку у которой висела выварка (такая, кто не в курсе, большая емкость) для пищевых отходов и очисток. В летние знойные ночи все окна и двери были открыты — от подвала до третьего этажа, и даже кошки не заходили в чужие квартиры. Правда, кошек было мало, две-три, а собак почему-то вообще не было. Утро начиналось звуками гамм и других музыкальных упражнений. Почти все дети играли на каком-либо инструменте: пианино или скрипке, баяне или кларнете, виолончели или трубе. Одни ходили в музыкальную школу, к другим приходили учителя на дом.
В глубине двора под орехом стоял стол, где вечером мужчины «забивали козла» (играли в домино). Там же устраивали праздники для всех: каждый нес, что мог. Особенно ценились национальные блюда. Сейчас идет возрождение дворов, и это очень радует, потому что одесский двор — это Одесса в миниатюре.
Елена ВАВИЛОВА