|
|
   |
Уважаемая редакция! Я прожил в Одессе 28 лет, родился в Биробиджане, прожил там 28 лет, знаю Гимн Советского Союза на языке идиш, поэтому считаю себя трижды евреем Советского Союза. Так и называется моя книга, которая вышла недавно в Сан-Франциско. Посылаю вам отрывок из моей книги «Трижды еврей Советского Союза».
Кстати, все члены моей семьи, кроме меня, потомственные одесситы, а дед моей жены — Хаим Гешель Серебряный, упомянутый Паустовским в книге «Время больших ожиданий», о чем написал Ростислав Александров, который посетил нашу семью в бытность в Одессе.
У Одессы душа мягкая и нетребовательная. Я понял это сразу по приезде. Искал старого еврея, смело подходил к нему и спрашивал дорогу. Старый еврей, часто молча, махнув мне призывно рукой, шёл впереди меня, подводил к нужному мне дому и лишь тогда спрашивал, откуда я и что мне надо в этом доме.
Ещё мне понравилась традиция: на просьбу разменять, например, 10 коп. на «двушки,» чтобы позвонить, просто их дарить.
Я любил беседовать со стариками Одессы. Прожив треть своей жизни в одной квартире с двумя бабушками, я навек сохранил в себе тёплое чувство к любому старому человеку.
Меня умилял одесский диалект русского языка. Например, желая показать дорогу, одессит говорил: «Идём, я тебя проведу», вместо «провожу». Или: «Он очень юридированный человек», — вместо «эрудированный».
Рассказывая об аварии на железной дороге, моя соседка тётя Мара сказала: «Поезд перекинулся».
Иногда одна изменённая буква в слове вызывала у меня невольную улыбку. Или когда, например, парикмахер Гриша, прослушав мой рассказ о каком-то поступке, произнёс с глубокомысленным видом: «Это — ход с конём!».
Он же дал мне проверить его письмо к племяннице в Америку, где было написано на конверте: «Лично в руку!».
Он же как-то сказал мне после стрижки: «Ты не исключён юмором!».
Мужчины средних лет рассказывали о своих болезнях, что мне казалось стыдным, я такого никогда не слышал на Дальнем Востоке.
В самом начале моей трудовой деятельности в Одессе меня удивило, что моя коллега, преподаватель фортепиано Вика Хаимская, вышла на перерыв в общий коридор, кушая яблоко. Для меня это было равносильно тому, что сегодня я бы увидел человека с бутербродом с чёрной икрой в общественном месте.
На моей родине яблоко — это был предмет роскоши. Я был несказанно удивлён, когда увидел на «Привозе» цены на яблоки, — они почти не отличались от цен на помидоры, которые хорошо рaстут в ЕАО и сравнительно дёшевы там. Забегая вперёд, скажу, что в Сан-Франциско, куда эмигрировала наша семья, я до сих пор изумляюсь тому, что могу у одного и того же продавца на базаре купить яблоки по 75 центов за фунт и помидоры по 2 доллара за фунт.
Евреи Одессы относились ко мне покровительственно, как к провинциалу, иногда посмеивались надо мной, но не зло, я смеялся вместе с ними.
В 70—80-е годы душой города была газета «Вечерняя Одесса» с главным редактором Деревянко, впоследствии злодейски убитым.
Газету читали все. Там работали талантливые люди, высокие профессионалы: Семён Лившин, Дмитрий Романов, Юрий Макаров, Виктор Лошак, Геннадий Швец, непревзойдённые знатоки старой Одессы Ростислав Александров и Виктор Корченов — это те, кого я помню.
Вокруг газеты группировались люди с нестандартным мышлением, с талантом вожака, стремлением принести пользу людям, и газета их поддерживала.
Вот один из них.
Юлий Львович Берлин
Он родился в 1917 году. Инженер. Во время войны «отсиживался в тылу», имел бронь. Работал на военном заводе в Челябинске начальником цеха. Завод выпускал противотанковые пушки. Полученные орден и медали никогда не носил. Вернулся в Одессу, работал проектировщиком.
Был Юлий Львович излишне полным. Однажды на улице к нему подошёл работник киностудии и предложил сняться в эпизоде в кино.
— Кого я буду изображать? — спросил Юлий Львович.
— Буржуя времён нэпа. Вы — подходящий тип пузатого буржуя.
С этого момента жизнь «буржуя» изменилась коренным образом. Он стал следить за едой, начал бегать. Постепенно превратился в физически крепкого, подтянутого человека.
Это Юлий Львович дал идею газете проводить одесский забег — «100 км за 24 часа». Решили его проводить 10 апреля, в день освобождения Одессы. Сам участвовал в забеге несколько раз. Позднее газета стала проводить также велосипедный марафон — «100 км за 10 часов».
Участвовали сотни людей из разных городов: молодые, старые, инвалиды, на разных велосипедах, даже на трёхколёсных. На финише в парке им. Шевченко собирался весь город.
Юлий Львович создал «Клуб любителей бега «Бриз» (Бег, Радость И Здоровье), добился помещения в центре города, на ул. Бебеля. Ежегодно 31 декабря любители бега после пробежки по улицам города встречали Новый год в помещении клуба.
Работал Юлий Львович абсолютно бескорыстно. Он обладал таким шармом, такой человеческой привлекательностью, что отказать ему не мог никто. Помещение клуба, желанное для появившихся в связи с перестройкой дельцов — бизнесменов, оставалось для них лишь мечтой, пока Юлий Львович оставался его руководителем.
Его дочери, в конце концов, удалось вырвать его из одесской почвы. Он уехал к ней в Калифорнию. Клуб любителей бега прекратил своё существование.
Бенцион Абрамович Гонтарь
Бенцион Абрамович Гонтарь был педагогом — скрипачом, вторым Столярским. Разница была в том, что Столярский был гением, а Гонтарь — рядовым тружеником, но фанатично преданным своему делу и поэтому добившимся фантастических успехов.
Коллеги называли его «Беня» — это было по-родственному уважительно, так же, как имя «Зяма» для Зиновия Гердта.
Столярский работал с одарёнными детьми, которых он умел находить, как никто ни до него, ни после него во всём мире. Он узнавал талант иногда по походке, иногда по поведению детей в песочнице, иногда по манере разговора. Беня же работал со всеми детьми, с любым желающим научиться играть на скрипке. Его класс всегда был полон, в то время, как у других педагогов не было учеников.
Мне рассказал за кружкой пива один плотник, чья дочь училась в классе Бенциона Абрамовича, что на родительском собрании в школе, куда Беня пришёл агитировать родителей отдавать детей учиться играть на скрипке, этот плотник сказал Бене:
— Обучение стоит денег, у меня их нет!
— Вы водку пьёте?
— Пью!
— Так пейте немного меньше!
Беня был талантливым организатором с необыкновенной пробивной силой и обаянием. Он организовал детский симфонический оркестр, постоянно организовывал концерты для родителей, создавал новые группы музыкантов: скрипки с гитарами, скрипки с виолончелями, скрипки с гуслями — скрипичная жизнь Одессы кипела. Власти шли ему навстречу, он получал лучшие залы для концертов совершенно бесплатно.
Перестройка поставила всё на коммерческие рельсы. К власти пришли другие люди. Им было не до музыки.
Мой друг Яник живёт в Америке давно, но сохранил квартиру в Одессе и часто летом приезжает отдохнуть на море. Однажды он случайно познакомился с Гонтарём. Тот пожаловался Янику, что у него нет средств, чтобы снять помещение для заключительного концерта и напечатать афиши. Яник спросил:
— Сколько нужно денег?
— Сто долларов.
Яник вынул сто долларов и вручил их Бене. Уже в Сан-Франциско он мне показал афишу, где внизу была напечатана строчка:
«Спонсор концерта — Ян Вишневский (США)».
Кстати, о Янике:
Он лежал на пляже «Ланжерон», когда мимо проходила группа детей с учительницей, очевидно, приехавших из Закарпатья, судя по их языку общения.
— Мария Петровна, купите мороженое, очень жарко!
— Дети, у меня уже нет денег, мы всё истратили, сегодня уезжаем!
Яник посчитал детей, их было 23 человека, купил на всех мороженое, включая учительницу. Два раза гонял продавца за товаром.
— Сколько денег я истратил на это? Как ты думаешь?— спросил он меня. И сам же ответил:
— Пятнадцать долларов.
В следующий свой приезд в Одессу Яник узнал, что Бенцион Абрамович Гонтарь уже живёт в Нью Йорке.
Клавдия Георгиевна Кондратьева
«За глаза» её все звали Клавой, она была близка всем, как родственница, сотни людей знали её по имени, общались с ней, для каждого она находила нужное слово, давала нужный совет.
Её детище — «Группа здоровья пляжа «Ланжерон».
Основной состав группы — женщины после сорока, полные, слишком худые, потерявшие надежду стать снова привлекательными, принимающие кучу лекарств, малоподвижные.
Клава возвращала этих людей к жизни. Через несколько месяцев ежедневных занятий они уже купались в море круглый год. Иногда спрашивали:
— Клавдия Георгиевна, сегодня сильный ветер, может, не стоит окунаться?
— Окунаться! — ответ всегда был один.
Некоторые члены группы здоровья, помоложе, одновременно посещали и «Клуб любителей бега». Юлий Львович и Клава относились друг к другу с большим уважением, называли друг друга ласкательно — Юлик и Клавочка, часто согласовывали свои действия.
Некоторые члены группы помнили Клаву 40-летней полной женщиной с одышкой, работающей зубным врачoм в поликлинике морского порта. У Клавы был маленький секрет. Она имела старую, списанную бормашину, с помощью которой лечила людей безвозмездно. Делала чудеса. Ей носили всё, что можно: продукты, одежду, подарили велосипед, на котором она приезжала на «Ланжерон». Закончив занятия, Клава, картинно привстав на педалях, вихрем взлетала вверх по дороге в парк, вызывая восхищение молодёжи. Ей уже было под 80.
Клаву убивала коммунальная квартира с отвратительной молодой соседкой, подозревающей её в связи со своим молодым мужем. Клава привела ей в порядок рот, помогала в воспитании сына, но традиционная зависть и злость малоуспешных людей побеждала благодарность.
Евреи Одессы стали уезжать, группа уменьшалась с каждым месяцем. Клава стала получать посылки, деньги, передaваемые с оказией. Моя семья сразу по приезде в Сан-Франциско «села на велфер», и первым делом мы послали Клаве 50 долларов.
«Спасибо за доллары, теперь я знаю, что у вас всё в порядке», — был ответ.
Клава умерла из-за врачебной ошибки, после плохо проведённой небольшой операции.
Её бессмертная душа взлетела над осиротевшим «Ланжероном» высоко, в райские кущи, где нет злых соседей, женской ревности и зависти. С гордостью она наблюдает из космического далёка за делом рук своих, за жизнью людей, которым она вернула здоровье и любовь к жизни, внушила веру в победу духа над плотью, научила пользоваться извечными ценностями, часто невостребованными. «Солнце, воздух и вода — гимнастика души!» — был её девиз, и это — истина.
Владимир Бердичевский. Сан-Франциско