|
|
   |
Улица Княжеская появилась на картах Одессы еще в 1830-х годах. Из последних князей тут проживал князь Аргутинский-Долгорукий, князь Жевахов и княгиня Абамелек. В советское время улица носила имя Баранова — большевика и председателя союза колбасников Одессы. Говорят, что он умер от заворота кишок.
До революции дом № 16 был доходным. Его хозяйкой — Евой Семеновной Гаук — квартиры сдавались в аренду. Здесь жил с 1893 по 1909 годы А. В. Гаук, дирижер, композитор, педагог, о чем торжественно вещает табличка возле ворот.
Постройки нашего двора войну пережили относительно удачно. Но в моей квартире на ставнях остались отверстия от осколков. И не удивительно. Потому что совсем недалеко, приблизительно в ста метрах, на углу улиц Коблевской и Ольгиевской взорвалась немецкая авиационная бомба. Разрушения были колоссальные. На всех четырех углах остались лишь одни развалины.
В дальнейшем, в 50-е годы, при восстановлении фундамента для нового жилого дома были найдены человеческие кости. Теперь на четырех углах стоят относительно новые пятиэтажные послевоенные постройки. Это Дом клоунов, облэнерго, детская поликлиника, жилой дом с гастрономом. В одном квартале от нас — на углу улиц Княжеской и Конной также во время бомбежки был разрушен большой дом. После войны его отстроили, отдали под гостиницу Одесского цирка. В двух с половиной кварталах от нашего дома после войны очень долгое время стояло полуразрушенное здание Главпочты. Очевидно, все разрушения случились за один воздушный налет!
Наш двор дома № 16 по улице Княжеской был просторным, прямоугольным. Дома были двух- и одноэтажными. Одноэтажные имели небольшие палисаднички. Во дворе в 50-е годы много было детей-подростков, а также девушек и парней, родившихся еще до войны. В самой большой семье было по трое детей. В семье тети Наташи тоже было трое, она не работала и «сидела дома».
Рядом жила семья с двумя девочками. Тетя Таня тоже не работала, ухаживая за домочадцами. Никогда не забуду, что чуть ли не каждый день тетя Наташа и тетя Таня ругались, крича на весь двор и собирая много зевак, не пропускающих случая немного поразвлечься. Жильцы выглядывали из своих окон и оценивали возможности на победу каждой из соседок. Тетя Таня была небольшого росточка, сильно заикалась и поэтому всегда проигрывала тете Наташе — высокой и статной с громким голосом и нормальной дикцией.
В этом же одноэтажном флигеле жил со своей женой и дочерью А. Санченко, заместитель начальника военно-медицинского училища, которое находилось на Баранова, 10. И сейчас вход в нынешнее медицинское училище все еще украшают два якоря. Наш сосед был высоким красавцем с военной выправкой. На парадах он шел впереди курсантов своего училища, и от него невозможно было отвести взгляд. На темном морском праздничном кителе звенели награды, сверкали золотом эполеты и раскачивался загадочный кортик!
А в обычные дни мы с восхищением следили за его псом «благородных кровей» — ирландским красным сеттером. С ним наш сосед ездил на охоту. Этот воспитанный и послушный пес по имени Варна, в отличие от наших дворовых невзрачных, обычно серых собак, имел абсолютно рыжую блестящую и, очевидно, шелковистую шерстку, которую всем так хотелось потрогать… Но мы не смели даже подумать об этом!
Каждый вечер курсанты училища маршировали по Княжеской в свой экипаж на улицу Садовую. Каждая рота при этом очень-очень громко пела свою бравую песню. Наверное, на весь микрорайон! Дети со всех дворов Княжеской тут же выскакивали на улицу, с восторгом подпевали, а мальчишки часто бежали за курсантами.
Тетя Ира Шабалина была красивой, но измученной непосильной работой. Ее муж — капитан военного корабля погиб на Дальнем Востоке. Судно подорвалось на мине. Тетя Ира одна воспитывала двух детей. Это был подросток Валик и дочь Таня. Девочка была, по моему мнению, действительно красивой: светлые волосы, замечательные большие голубые глаза. Особенно меня поражал ее наивный детский взгляд. Она часами сидела за пианино, играя гаммы. А мы вынуждены были летом при открытых окнах часами их слушать. Одни девочки ей завидовали, а другие радовались, что в их семье нет никакого музыкального инструмента, и родители не лишают их беспечной и богатой на всяческие выдумки дворовой жизни.
Каждый день в обеденное время Валик варил на примусе для сестры кашу и запихивал эту еду в нее. А когда он отворачивался или выходил, Таня прятала недоеденные бутерброды за мебель. А потом тетя Ира по запаху их нашла! И был скандал на весь двор… Валик поступил в высшую мореходку, плавал многие годы, как и его отец, капитаном на супертанкере, а сестра, окончив музыкальное училище, аккомпанировала артистам нашего Оперного театра. Одинокая тетя Ира сумела дать своим детям прекрасное образование.
Как в каждом одесском дворе, так и у нас было много моряков, ходивших в загранплавания. После окончания мореходного училища рыбной промышленности уходили в плавание на судах китобойной флотилии два друга и соседа: Толик Балянский и Володя Воронков. И даже Ляля Балянская, красивая изящная девушка с «бархатными» карими глазками, по совету своего брата несколько лет подряд «ходила бить китов». В мае, во время цветения акации, наш двор, как и вся Одесса, с радостью встречал отважных китобоев.
На втором этаже со своей мамой, работавшей на кондитерской фабрике, жила Света Брюшко. Она дружила с моей старшей сестрой Таней, и поэтому несколько раз мне доставалась большая конфета в красивой обертке. Света была спортсменкой и метала диск. Она пользовалась успехом у парней, которые в качестве женихов иногда поселялись в ее семье. Но Света, будучи крупной и сильной, частенько их поколачивала. Ее мама иногда заступалась за некоторых кавалеров, которые особенно ей нравились…
Соседи 1—4-й квартир заходили в дом с парадной на Ольгиевской, 12. А лестницы черных ходов этих квартир выходили во двор Княжеской,16. Здесь, в квартире № 3, жил полковник медицинской службы, известный психиатр и психотерапевт Давид Рудинский. А также доктор Кзендзовский — он бесплатно консультировал соседей. Его дверь всегда была открыта для больных.
Просторная квартира №4 еще до революции принадлежала дворянской семье генерал-майора пограничных войск Владимира Янушковского, который окончил Киевское пехотное юнкерское училище. Юный офицер царской армии после службы на Кавказе служил в Измаильском погранотряде. Его дочери во время войны никуда не уезжали из Одессы, жили в этой квартире и рассказывали, что во время бомбежки города стремглав неслись к немецкой Кирхе, надеясь, что враг не будет ее обстреливать. Так оно и было!
В самой глубине двора постоянно сидел в инвалидной коляске Коля Суслов, с интересом наблюдая за дворовой жизнью. Он был инвалидом с детства. И жил со своей мамой — маленькой щупленькой женщиной, которая, непонятно как, обслуживала своего располневшего сына. Он имел высшее образование, много читал, но был так одинок! И вдруг во дворе произошло важное событие! Просто чудо. Он женился на тоненькой интеллигентной женщине со второго этажа, и она ушла жить к нему. Все радовались этому замечательному событию.
Во дворе случались и трагедии. Как-то ночью грабитель пробрался в квартиру моряка-кочегара. Вор, обмотав утюг тряпкой, убил им женщину. Кочегар дядя Гриня (Григорий) был в то время в рейсе… В связи с этим мы, притихшие дети, ходили по двору и шепотом рассказывали друг другу всякие страшные истории. Говорили также о том, что глаза умершей женщины зафиксировали последнее изображение в ее жизни, и потому убийца непременно будет найден, что нас успокаивало.
Детей в послевоенное время во дворе было много. Тогда, за неимением компьютеров, все играли во дворе. Девочки выбирали скакалку, классики, куклы, мяч, карты, домино. Моя младшая
6-летняя сестра Надя как-то пришла домой с разбитой губой. Оказывается, она уже в столь юном возрасте так азартно играла в карты! Наш папа потом не раз шутил по этому поводу. Мальчики-подростки играли в футбол, в пуговицы, метали перочинные ножики в землю. Но самой модной игрой среди мальчишек того времени была игра в подбрасывание ногой маленького самодельного мячика — «маялки». Каждый мальчик знал, как сделать «маялку». В кусок носка засыпалась крупа, лучше кукурузная. Эту маялку нужно было подбрасывать ногой как можно дольше. Некоторые чемпионы подбрасывали сто и более раз.
Взрослые мальчики-старшеклассники натянули в середине двора волейбольную сетку, которую во время их игры я с опаской обходила. Но все же однажды получила по голове такой удар мячом, что из глаз «посыпались искры». Я побежала по лестнице черного хода домой. Дверь была закрыта. Я молча села на верхнюю ступеньку, обняла голову и стала тихонько плакать. Один из волейболистов поднялся по лестнице и спросил меня, не нужна ли помощь. Я отказалась, глотая слезы.
Во дворе, помимо стоянки частных машин, появился большой стол для общения коммуникабельных соседей, а также низенький столик для детворы. Удивительно, но детей-подростков во дворе сейчас совсем нет, одни только 5—6-летние. И их много.
Много и кошек. Каждая уважающая себя одесская хозяйка заводит кошку. Они везде: на крышах, лестницах, деревьях, заборах, карнизах домов. Некоторые хвостатые просто лежат на асфальте и нежатся на солнышке. Если ты идешь, и на твоем пути кошка, то она редко обратит на тебя внимание и уж точно не подвинется, чтобы тебя пропустить.
Двор на Княжеской,16 — это типичный «одесский дворик» с палисадничками, висящим на веревках бельем, кошками, столом для «забивания козла». Это «одесский дворик», где люди рождаются, радуются жизни, общаются, нянчат детей и внуков… и уходят.
Валентина Киселева