|
|
   |
С чего начинается Родина?.. Со двора твоего детства… С улицы, на которой этот двор расположен, с города или деревни твоего рождения…
Об Одессе известно и написано много. Одесситы обогатили своим рождением весь мир. И вот, в этом самом прекрасном городе, на берегу самого синего Черного моря есть район, который называется Молдаванка. А на этой самой Молдаванке расположена улица всей моей жизни, родная улица — Прохоровская. Я помню ее тротуары, выстланные плитками, привезенными из Италии… Помню пьянящий запах цветущих акаций — улица была засажена ими еще до моего рождения...
На этой улице, почти в самом ее начале, находится двор, где поселилась после Октябрьского переворота моя бабушка с четырьмя детьми. Одна из дочерей бабушки — Лея стала впоследствии моей мамой...
В отличие от цветущей, зеленой улицы наш двор был почти без зелени. Начинался он узким, не крытым, как у большинства одесских дворов, подъездом, был длинным, проходным (выходил на улицу Комитетскую), с так называемым «черным» двором, с общей колонкой и дворовым туалетом.
Во дворе стояли два трехэтажных флигеля с подвалами, заселенными людьми. Один флигель, слева от входа, был укорочен и застроен сараями, в которых жильцы хранили свой скарб. Во флигеле справа, на втором этаже была наша квартира. Через парадную, в этом же доме, но на третьем этаже жила сестра бабушки — тетя Поля с детьми: Яшей и Меером, Мишей.
Все мои воспоминания, связанные с детством и двором, разделены Второй мировой войной. До войны запомнилось, как моя мама ушла в роддом «покупать» братика. Я бродила по двору в одиночестве (папа работал допоздна), и все — взрослые и дети старались меня пожалеть и чем-то угостить. Нужны ли еще примеры, чтобы показать, насколько дружны были обитатели нашего двора?
Второе воспоминание: сентябрь 1939 года. В Одессу прибыли первые беженцы из западных областей Украины, и женщины нашего двора организовали сбор помощи для них, а некоторые — поехали на вокзал и пригласили этих людей жить к себе домой. Среди последних была и моя мама.
Население нашего двора было интернациональным: бабушка Заморская — русская, Честные — чехи, семья Овчаренко — украинцы, Машкит, Блиндеры, Купирштейны, Гержой, Сендерсы, Эрлихи — евреи… И это лишь малая часть запомнившихся мне фамилий… Поскольку евреев было большинство, основным языком во дворе был идиш, меньше звучал русский и совсем мало — украинский.
Во дворе протекала спокойная размеренная жизнь. Взрослые работали, растили детей, мечтали о прекрасном будущем, и вдруг — война! Это, как оказалось, страшное слово я впервые услышала летом 40-го года. К нам в гости приехала бабушка с сыном и зятем. Мужчины — оба офицеры. И вот… Бабушка варила варенье, мама возилась с братиком… Поговорить мужчинам было негде, и они вышли в сквер Хворостина. Я увязалась за ними. Они разговаривали, я прыгала через канавки, как вдруг…
— Так что, война? — спросил один из них.
— Да, — ответил другой.
Потом все разъехались, а в следующем году, 22-го июня… В тот день мама привела нас после прогулки домой, искупала, накормила и уложила в постель. Братик уснул, а я вдруг услышала, как во дворе кто-то крикнул: «Люди! Война!». Так вошла в мою жизнь, в жизнь страны, города, улицы, двора война. Вошла на длинных четыре года.
Но я вернусь назад. До войны развлечений было немного. Во дворе жил в основном простой трудовой люд. После работы обычно собирались у парадных подъездов, рассказывали разные истории, делились новостями, «судачили» о соседях. Мои же родители часто играли с друзьями в модную тогда игру «Лото», придумывая при этом разные смешные названия цифрам на карточках. Из того, что запомнилось: пятнадцать — «Слободка», по номеру идущего на Слободку трамвая, четыре и двадцать восемь — «Ланжерон», тоже по номерам трамвайных маршрутов, одиннадцать — «барабанные палочки». Проигравший отправлялся в магазин за пирожными для всей компании. Какое это было удовольствие — есть пирожные, участвуя в общем чаепитии!
Я не припомню ругани, скандалов, очевидно, потому что в нашем дворе не было пьяниц. Детей, когда родители могли уделить им внимание, водили (летом) на море, в Дюковский сад или в «город», в детский кинотеатр «Уточкино» на Дерибасовской, где шел незабываемый фильм «Курица на улице» о правилах поведения на дороге. Какой это был восторг!
Под нами, в бельэтаже, проживала семья скрипача Сендерса. Каждое утро начиналось руладами, которые неистощимый Юзик «выжимал» из своей скрипки по несколько часов в день. Юзик — высокий, красивый мужчина… Он и его жена — Роза, были очень добрыми людьми. Потом, уже после Второй мировой, когда умерла моя мама и я осталась без средств к существованию, Роза часами поджидала меня у парадного, чтобы затащить к себе на кухню и накормить. Она делала это до тех пор, пока я не нашла себе работу, и так спасла меня от голодной смерти.
На одной площадке с Сендерсами жила семья Честных: бабушка Франя, дедушка Николай и их дочь Лида с дочерью Танечкой — моей подружкой. Именно они, не в силах сдержать слезы, рассказали потом моим родителям, как уводили из нашего двора оставшихся в оккупации евреев, и как убили у порога родного дома сына тети Поли Яшу…
А 23 июня… Вечером моему папе принесли повестку, а утром,
24-го, мы проводили его в клуб
им. Иванова на Болгарской, где располагался призывной пункт.
С началом войны двор начал таять… Ушли все молодые, здоровые. Остались старики, женщины и дети: кто — на некоторое время, а кто — навсегда. Рассуждали: «Это не надолго, на месяц, на два. Немцы — культурная нация, все будет хорошо!», — и только дедушка Берл с огромной седой бородой, отец маминой подруги, я, к сожалению, не помню ее имени, убеждал свою дочь и мою маму уезжать.
— Уезжать евреям нужно обязательно, немцы не дадут им жить… — говорил дедушка Берл, но его дочь с двухмесячным ребенком на руках не послушалась.
Ее муж и два брата были на фронте.
— А что, если от них придет письмо, а нас не будет? — отвечала она на все уговоры…
16 августа 1941 года мы эвакуировались. А в ноябре 1945-го, после нашего возвращения, начался второй период моей жизни во дворе «моего детства». Оттрубив от звонка до звонка всю войну, вернулся домой папа. Я пошла в третий класс, в школу на Прохоровской, 59.
Жизнь во дворе продолжалась, однако он был уже не тот. Довоенных соседей почти не осталось. Квартиры заполнялись выходцами из деревень, зазвучали во дворе «суржик» и болгарская речь, практически исчез идиш… Двор наш по-прежнему был чистым, а дворовой туалет и «черный» двор благодаря нашему дворнику — дяде Архипу пребывали в идеальном порядке, но… Конечно, дядя Архип был очень старательным работником, но именно он привел в наш двор гестапо, и именно по его вине погибли тетя Поля и ее сын Яша, дедушка Берл, его дочь с двухмесячным ребенком и много других семей, фамилий которых я уже не помню…
Все мы были опалены войной. Стали другими и наши игры. Не только потому, что мы подросли, но и потому, что все мы пережили войну. К примеру, мы играли в «Знамя». Игра была простой — создавались две команды, которые должны были друг у друга украсть знамя — но требовала ловкости, смелости, сообразительности…
Жили тогда все очень бедно. Имущество было разграблено, растянуто новыми жильцами, да и старыми тоже. В воздухе витали озлобленность и недоверие, силу набирал антисемитизм… Соседи ссорились друг с другом, нередко доходило до взаимных оскорблений… Война оказалась чистилищем, проверкой на человечность… Прошли ее, увы, не все…
Но общая беда, конечно, и объединяла. Послевоенный голод, нищета вынуждали соседей помогать друг другу. В подвале нашего дома жила семья бабы Фроси. Ее муж работал в порту, две дочери Люба и Алла были моими подругами. Наши мамы делились друг с другом всем: хлебом, солью, углем…
Голодные, в холодных квартирах и школах, мы — дети войны, быстро повзрослели. Но и в эти тяжелые годы были яркие события, события, которыми гордились! Одним из таких было выступление на городском радио. Меня и Фиму Ярошевского — самых активных читателей детской библиотеки отобрала для этого библиотекарь Мария Тимофеевна. В такие моменты забывались и голод, и холод!
Мой родной двор на Прохоровской, 12 стал родным и для моих детей. А вот внуки родились и выросли уже в новом районе, откуда выехали в Германию в феврале 2022 года.
Нина КОРЧЕВСКАЯ