|
|
   |
Когда я себя не люблю, а это иногда случается, как, наверное, с каждым человеком, я сразу начинаю вспоминать своих бабушек. Я ими обеими восхищалась и сейчас восхищаюсь. Сейчас даже еще больше. Разные они были, как огонь и лед, как черешня и шашлык, а я восхищаюсь и надеюсь, что хоть немного на обеих похожа. Начну вспоминать их — и глядь! — вот это у меня от одной бабушки, а это от другой. А им же тоже от их бабушек досталось. Люди через столетия несли эту последовательность нуклеотидов, через собственные невзгоды и радости, через революции, сексуальные и не очень, через репрессии и раскулачивания (два раза подряд одну и ту же семью: обнадеживающий признак интеллекта, это я сама себе объясняю), через войны, холодные и не очень, через беременности, удачные и нет, через Север, через Юг, туда-сюда несколько раз и, наконец, мне доставили. Ну как я эту отчаянную логистику смею не уважать?!
Прокручу в голове, переживу снова и снова некоторые моменты уже своей детской истории — и как-то потихоньку заново начинаю себя любить. Не так чтобы слишком нежно, но и чуть ли не вполне искренне.
Вот, скажем, за что я особенно благодарна своей бабушке, рыжеволосой Елизавете Петровне, так это за то, что называла меня панночкой и белоручкой. Ничему полезному не научила ни по кухне, ни по дому, ни по огороду, кроме как большим и указательным пальцами брезгливо собирать колорадских жуков в литровую банку, отведя кокетливо мизинец в сторону.
Рыжеволосой бабушкой ее называть не стоит, так как у меня все бабушки рыжеволосые, собственно, как и каждый член моей семьи, не считая сына, тот в отца — смазливый брюнет.
А вот если бы бабушка учила меня работать руками, то, может, и не писала бы я этих строчек, и самое главное, о ней бы не сплетничала, господи, упокой ее рыжую душу.
Каждое лето, с июня по июль, я жила у нее, у первой бабушки. Первая — потому как мамина мать, а так как у нас в семье был неофициальный матриархат, то и вопросов не задавайте, почему первая. Вторая — это свекруха, всем же ясно.
Словом, как вы поняли, к огороду меня не подпускали, кроме случаев налета вышеупомянутых жуков, и то если я случайно туда забредала. А так я преимущественно читала книжки, играла с младшими соседями в карты и терлась по углам с нежно-рыжим ухажером по фамилии Туз. И это все до пяти лет. Позже было еще интереснее. Добавился козел. Я о домино.
Почему меня всю жизнь окружают рыжие люди, никак не пойму. И что характерно, даже те, что не рыжие, все равно рыжие, и даже очень. Вот, скажем, фамилия у соседки справа от бабушки знаете, какая была?
Лисица!
На самом деле ее фамилия была Лис, но прогрессивные жители улицы Планетной уже тогда использовали феминитивы.
Какой-то мир рыжих людей.
Бабушка была эпицентром улицы. Громкая, активная, гостеприимная. Каждый вечер выносили они с дедушкой на улицу кухонный стол, четыре скамейки, колоду карт и пирожки с абрикосовым вареньем. Все соседи сходились на вечернего дурака или дурочку. Мне стали разрешать играть со взрослыми, только когда мне исполнилось пять, до этого — смотрела и училась. Если бабушка выигрывала, она хохотала, что-то пела и угощала соседей вином. Сама не пила. Потому что план был снова и снова всех обыграть. Если она проигрывала, то «кажется, дощ собирается» — и решительно уносила в дом колоду, стол, скамейки и деда.
Однажды слух прошел по улице, что Лис, муж соседки, которая справа, влюбился в соседку, которая слева, то есть в мою бабушку. Дед узнал, конечно, последним, кто-то, наконец, решился оповестить о гуляющей по улице интриге. И вот приходит он домой слегка подшофе, для смелости, и уже решительный и дерзкий, спрашивает с порога бабушку, нахмурив густые седые брови:
— Лизка, с Лысом крутишь?
Дедушка называл его Лысом, как бы подчеркивая свое преимущество в естественном отборе самками мужчин. Волосы же есть только у него, у дедушки, а Лис безнадежно лыс.
Бабушка в этот момент ела дунайку. Это селедка, если вы не в курсе, которая каждую весну приходит стайками из моря в устье Дуная на нерест. Место для этого как нельзя более подходящее — кормовая база, погода, природа. Селедка жирнеет, а оттого становится просто сказочной на вкус. Особенно с огромными помидорами «микадо» и свежим, еще горячим белым хлебом. Так бабушка всегда ела и меня научила. Только это и умею руками делать — селедку чистить. К тому отчаянному моменту она съела половину, а значит, полный Дзен еще не наступил. Я сидела рядом. Помню, что сок от помидорины тек у меня по рукам, до локтей, я его слизывала, а бабушка объясняла, почему так никогда не стоит делать в присутствии других людей, только с ней можно.
И тут бабушка, ветеран войны и ветеран труда, все еще обольстительная женщина, услышав реплику дедушки, отвлеклась от меня и очень медленно, как вращающаяся башня танка, повернула голову, перевела глаза на него для стрельбы прямой наводкой. Перевела серые глаза на мужа недалекого, такую мысль она ими в тот момент транслировала, вытерла руки о лежавшее рядом кухонное полотенце, провела правой рукой по правой ноге, спустилась ниже, как делали тогда в своих клипах поп-дивы. Она этого не видела, но интуитивно чувствовала всю красоту момента. Затем не спеша дошла пальцами до лодыжки, а потом до стопы, сняла правый тапочек в цветочках и замахнулась на дедушку. Обворожительное зрелище. Помню, как сейчас.
— Щас о ибу! — закричала бабушка по-французски. Фраза переводится как «охота на сов», я уже тогда знала.
Тут же сняла второй тапочек, вскочила со стула и последовала за обратившимся в бегство дедом. А дальше я и застывшая на пороге моя мама наслаждались апофеозом матриархата: дед кругами бегал по огороду от бабушки, пытаясь избежать наказания, бабушка, босая, носилась за ним, иногда легонько хлопая тапочком по его спине.
Мы так и не знаем, было что с Лисом или нет. Ни перед дедом, ни перед нами бабуле не пришло в голову отчитываться.
Все это я и вспомнила о моей бабушке сегодня. Когда мне опять показалось, что я себя не люблю. А еще я подумала: это ж сколько всего мне от нее досталось! Да, может, и не лучшее. Ничего героического. Но кое-что полезное. В карты играю как бог. Вернее, богиня. Важность феминитивов усвоила с детства. Не потому что без них никак, а потому что с ними веселее. Если надо кому колорадских собрать — зовите. Селедку почистить — всегда готова, друзья подтвердят. Стрельба глазами — не вопрос. В случае обвинений, не подкрепленных уликами, — тапком по спине. Пока не пробовала, только представляла. Но чувствую в себе эту дезоксирибонуклеиновую мощь. Как же за это себя не любить?! Представляю, как при надобности бегу, босая, по огороду, рыжие волосы развеваются, тапочки в руках нацелены на удаляющуюся спину того, кто потревожил мой Дзен. При этом кричу, что сейчас будет та самая охота на сов. Да, я и по-французски могу. Спасибо бабушке. Гены есть гены.
Хелена АНДРЕЙЧИКОВА