|
Никогда не устаешь листать взлетающие на каруселях памяти страницы книги собственного бытия. Особенно, если на них запечатлены незабываемые персонажи из суперзначимого для меня журналистского прошлого, скреплённого драгоценной печатью «Вечерней Одессы», за штурвалом которой стоял Борис Деревянко — исключительно талантливый, высокопринципиальный, зачастую жёсткий, но обладавший широкой и тонко чувствующей душой.
Обстоятельства моей жизни сложились так, что в 1979 году я покинула свой любимый город и переехала с семьёй в Нью-Йорк. Но через 18 лет, в августе 1997-го, я впервые после долгой разлуки приземлилась на родной одесской почве. И на следующий день открыла дверь моей бескомпромиссной журналистской юности — редакции газеты «Вечерняя Одесса». Секретарь Люся, никогда доселе не встречавшаяся со мной, сразу узнала меня по моей фотографии, стоявшей на столе у Бориса Фёдоровича все 18 лет моего отсутствия.
Заглядываю в кабинет Главного Редактора. В меня впиваются всё те же пронзительные голубые глаза. Острый взгляд, не задерживающийся ни на чём, но сразу же нанизывающий всё на какой-то невидимый стержень, мгновенно перерабатывающий полученную информацию и тут же выплёскивающий свой, не принимающий возражений вердикт. Не простой и не слишком комфортный взгляд, обрамлённый смягчающей его белой мудростью волос. У него, у этого взгляда, было много врагов. Но он сохранил своё видение. Свой угол зрения. И, как выяснилось 10 дней спустя, он сохранил даже свой угол падения.
Итак, после вводных фраз, обычно аккомпанирующих первым минутам встречи, Борис Федорович сказал мне: «Если выйдешь живая после посещения всех редакций и после всех интервью, заходи. Мы собираемся сегодня, чтобы помянуть Иру Пустовойт».
Кто мог представить в тот первый августовский день 1997 года, когда сотрудники «Вечерней Одессы» собрались, чтобы помянуть ушедшую 11 лет назад талантливую журналистку и мою самую близкую подругу Ирину Пустовойт, что их Главный Редактор присутствует на репетиции собственных поминок?..
Имя Бориса Деревянко высечено на гранитном мемориале в Вашингтоне вместе с именами других погибших журналистов.
Каково же было моё удивление, когда сменившая Деревянко замечательный редактор Лариса Бурчо в один из моих последующих приездов в Одессу подарила мне книгу Деревянко, в которой, не сочтите за нескромность, я прочитала: «...есть у нас талантливые люди. Беда в том, что они не вписываются в структуры, которые у нас были созданы. Собственно, не в сами структуры, а не могут дышать атмосферой этих структур. Бегала, билась головой об стены, нервничала, отчаивалась Инна Богачинская. Только в «Вечёрке» находила она приют — о книгах не могло быть и речи. Теперь, когда её стихи начали печатать за границей (сама Инна живёт в Нью-Йорке), её считают наследницей Марины Цветаевой, о ней с восторгом пишет Андрей Вознесенский».
...25 лет назад не редакцию обезглавили — надежду…
Но благодаря достойным наследникам дела жизни Бориса Федоровича, нынешнему коллективу редакции, надежда засияла через годы, через расстоянья…
Инна Богачинская. Нью-Йорк