|
|
   |
Михаил Семенович Воронцов с детства питал любовь к морскому делу. Неслучайно отец намеревался отдать его именно в моряки. Ещё грудным ребёнком его записали в бомбардир — капралы лейб-гвардии Преображенского полка и уже четырех лет от роду Воронцов был произведен в прапорщики.
Так была устроена подготовка дворян к армии и, скорее всего, именно по этой причине на полях сражений империи миру являлись прославленные полководцы. Карьера военного, причем, блестящая, отмеченная орденами и почетом в обществе, могла быть удачной только в российском войске, постоянно оттачивающем свое мастерство в бесчисленных сражениях той эпохи.
Понятное дело — статус военного всегда востребован в стране, ведущей беспрерывные войны. Поэтому Россия в начале позапрошлого века нуждалась в Воронцове, а он — в ней.
…Одним из фетишей лондонского поместья Воронцовых станет обтянутый бычьей кожей походный сундучок Наполеона Бонапарта, доставшийся генерал-лейтенанту Михаилу Воронцову в Париже при дележе личных вещей императора.
В знаменитом Бородинском сражении генерал-лейтенант Воронцов получил тяжелое ранение и горько сожалел, что ему не дожить до желанной победы. И все же у Краонских высот настал день последнего крупного противостояния той войны. Воронцов, у которого было не более 15 тысяч человек, противостоял вдвое превосходящему войску французов — ими командовал сам Наполеон. За сражение у Краона графа удостоили ордена
Св. Георгия 2-го класса Большого креста. Так, что в Париже, празднуя победу, он с полным на то основанием мог порадовать себя пикантным напоминанием о поверженном враге.
Сундучок по сути ничего ценного в себе не нес, разве только то, что Наполеон возил за собой удобную для походов вещь до Москвы и обратно. Именно это обстоятельство и придавало вес наполеоновскому кейсу.
На Кавказе, в момент боя, при падении с кручи из кармана Михаила Семёновича выпал серебряный компас дорогой работы. Спустя почти четверть века пропажу нашли у убитого горца, и еще через десять лет возвратили владельцу. Позже супруга графа Елизавета Ксаверьевна подарила эту реликвию князю Барятинскому, довершившему начинания Михаила Семёновича на Кавказе.
Нравственное кредо нового покорителя Юга, наместника Новороссии и Бессарабии содержится в словах, сказанных им сыну, впоследствии занимавшему пост городского головы Одессы: «Люди с властью и богатством должны жить так, чтобы другие прощали им эту власть и богатство».
Да, только на развлечения граф и его семья тратили в месяц девять тысяч фунтов стерлингов (!), но при этом семейство наместника и его глава всячески способствовали развитию просвещения, из личных средств финансировали открытие множества учебных заведений, научных обществ, музеев, частных изданий. От супруга не отставала и Елизавета Ксаверьевна. Её пожертвования на благотворительность превысили два миллиона рублей. И это только в Одессе.
Воронцов стал учредителем Одесской городской публичной библиотеки, передав в дар свое богатейшее домашнее книжное собрание, с приключениями вывезенное когда-то из горящей столицы. Подводы с фамильным скарбом, с томами библиотеки, по решению Воронцова, пришлось на время разгрузить и отдать под перевозку раненых. Всех, кто уместился на телегах, а это почти полтысячи нижних чинов и офицеров, отвезли в подмосковное поместье, где выходили и поставили на ноги.
«Торговля требует контактов и связей. Ими надо обзаводиться, а для этого к ним следует торить пути». Такой вывод графа вполне приемлем для города, расположенного на купеческих путях. И уже с первых дней своего губернаторства наместник ищет и находит ключ, положенный им в основу всей его многогранной деятельности. Из кабинета Воронцова вышла продуманная система стимулов и поощрений, обладавшая еще и эффектом долговременности. Однажды придуманный и запущенный в обиход одесской жизни табель привилегий и в перспективе должен был открывать дорогу тем, кто одержим делом.
За свои кровные Воронцов выписывал для Одессы «иностранных умников», постоянно советовался с ними по всем вопросам городской жизни и, понимая, что «мысль делом прирастает, но не пустозвонством», стал создавать одесскую витрину, ставшую в скорости, безусловно, привлекательной, ведь Одесса вышла в лидеры по удобству жизни для ее обывателей.
Весть о привольной жизни евреев в Одессе быстро разнеслась по западным губерниям и соседним с ними австрийским землям. В Одессу стала переезжать венская еврейская интеллигенция. Переселение возглавили негоцианты с солидными капиталами, зарекомендовавшие себя в коммерческом деле предприниматели. И Одесса стала для них клондайком. Что ни день, то в городе открывались торговые дома с добротным заморским товаром.
С открытием биржи, напоминавшей своим обликом Александровский дворец в Царском Селе, что выгодно подчеркивало ее статус, еврейские фирмы уже прокручивали миллионные обороты.
Показательная «мелочь», а по сути, блестящий ход Воронцова, — во время его губернаторства в Одессе открылось училище с оригинальной спецификой. Здесь готовили переводчиков с турецкого и персидского языков, явно ориентируясь на перспективу. Новое учебное заведение лишний раз подчеркивало торговую направленность будущего Одессы. А сколько таких расчетливых ходов уместила в себе бурная деятельность созидателя Юга?
Воронцов, в лучших традициях преемственности, продолжил дело Ланжерона и добился для Одессы продления статуса порто-франко еще на десять лет.
Богатство светлейшего князя Михаила Воронцова не составляет секрета. Да к тому же он удачно женился на Елизавете Ксаверьевне Браницкой, одной из богатейших европейских невест своего времени. Достаточно вспомнить, что отцом юной Лизы был граф Франциск Ксаверий Браницкий — коронный гетман Польши, староста Галицкий и позже — генерал-лейтенат на российской службе.
Поскольку средств на строительство казенных зданий не хватало, Михаил Семёнович предложил, чтобы эти здания возводились на деньги частных лиц, пообещав арендовать их у владельцев. Одесситы с удивлением обнаружили, что роскошные особняки на улицах вольного города стали расти, как грибы после дождя.
Граф Воронцов собственноручно начертил... план синагоги и принял евреев под свое покровительство. Поступок наместника вызвал недоумение у замшелых славянофилов, квасных патриотов и шовинистов всех мастей.
Дочь вольности — Одесса — всегда раздражала подобную публику. Радикалов обезоруживало только то, что все правители города были «детьми успеха», преобразователями с кипучей энергией и ясными целями. Одесса одним махом вошла в четверку избранных городов империи. Именно де Рибас, де Ришелье, Ланжерон без предрассудков, особенно национальных, направляли талант своих соратников и всех жителей в плавильный котел одесского «золотого века».
Точно так же мыслил и светлейший князь. Всех одержимых живучей во все времена «национальной идеей» поначалу вполне устроил новый управляющий городом и краем «русский барин» граф Воронцов. Однако, русского в светлейшем князе было только желание верно служить отечеству. В остальном же он был стопроцентным европейцем с британским воспитанием.
Знаменитая лестница, соединяющая Приморский бульвар с портом, начинающаяся от памятника де Ришелье, стала символом восхождения Одессы к вершинам благоденствия, а статуя второго градоначальника — своеобразной клятвой верности одесситов и губернатора идее города, принимающего в свои объятия людей инициативных, с крепкой хваткой и при этом порядочных, одержимых идеей созидания.
Девизом деловитого губернатора было: «Чего недостает дома, то заемлется немедленно из чуждых стран». Во главу угла был поставлен трезвый расчет и рациональный подход ко всему, что требовало решения или вмешательства. Система стимулов, европейская по сути своей, словно гигантская шестерня, стала прокручивать «колесо» проекта под названием «Одесса».
Строительством своего дворца Воронцов хотел подать пример состоятельным одесситам, заложить каноны стиля города, вдохнуть в его улицы особый романтизм портового города, открытого для дальних странствий. Мечта Ришелье имела продолжение.
Градоначальник стал выделять всем желающим участки земли для строительства жилых зданий. Условие — не позднее, чем через пять лет на выделенном пустыре должно возвести многоэтажный дом.
Внимательный анализ всех поступков и деяний Воронцова позволяет выделить ключевое — толерантность. Надоедливому воздыхателю своей светлейшей супруги, днями восседавшему в ее гостиной, даже после знаменитой эпиграммы Воронцов не отказал ни в книгах, ни в обедах. На саранчу Александра Пушкина, а по статусу — мелкого канцеляриста, в результате интриги и с целью избавиться от конкурента заслал другой страстный поклонник супруги графа Елизаветы Ксаверьевны, ее дальний родственник поручик Раевский, постоянно устраивавший графине публичные сцены бешеной ревности.
Император в порыве гнева хотел сослать Пушкина на Соловки или в Сибирь, и только заступничество влиятельных друзей спасло поэта от тяжкого приговора. За «плешивого щеголя» светлейший князь Воронцов мог бы и построже спросить со светила русской поэзии, ведь Александр І был кумиром Михаила Семеновича и о царе новороссийский наместник даже в многолюдных компаниях говорил со слезами умиления на глазах. Александр же платил Воронцову безграничным доверием и симпатией.
Граф считал критику власть предержащих вне правил хорошего тона, мудро полагая, что ошибки царского двора ничто не помешает исправить на месте собственными усилиями. Поэт же был настроен против Александра. Усиление реакции в России и Европе — тому причина.
Деликатность не изменила графу даже в тот момент, когда честь всего семейства попытался задеть напомнивший о себе внебрачный сын отца, графа Семена Михайловича, прижитый от местной англичанки, пожелавший стать Воронцовым. Михаил Семенович принял братца на собственное содержание, взяв с претендента слово, что тот будет держать рот на замке. Не стоит, мол, подрывать моральные устои.
Жизнь Михаила Семеновича Воронцова вызывает заслуженное восхищение. Какое качество его души вело к успеху? Аристократизм и голубую кровь можно сразу отбросить, это устаревшие мерки даже для позапрошлого века. Талант, увы, не передается по наследству.
Не на последнем месте здесь пример отца и дяди-тезки, достойное окружение. Дети посланника России с ранних лет были вхожи в высшее лондонское общество, ими восторгалась сама королева.
Причины успеха Воронцова разные — глубина и масштабность мышления или попросту человечность? Кто-то думает о своей безопасности и личном комфорте, кто-то просто думает на несколько шагов вперед. Семен Воронцов и его сын Михаил принадлежали ко второму типу государственных деятелей. Богатство дало им независимость, образование сформировало характер, а все вместе — свободу действий и желание служить высокой цели, в чем и кроется смысл жизни.
Как и в сражениях, на службе гражданской они всегда находились на переднем крае, во все вникали лично, не жалея ни средств, ни здоровья. Воронцов, полагая, что армия победителей должна покинуть Париж достойным образом, заплатил долг разгуляев-офицеров парижским рестораторам, а в сумме получилось ни много ни мало — полтора миллиона ассигнациями.
Граф вышел из затруднительного положения, продав на аукционе имение Круглое, доставшееся ему в наследство от богатой тетки, небезызвестной помещицы Дашковой. Так в семействе Воронцовых появился еще один «фетиш» — серебряная ваза с начертанными на ней словами благодарности парижских трактирщиков.
И первое восхождение на Арарат было организовано Воронцовым на собственные деньги...
В придворном табеле о рангах времен Воронцовых было немало пышных званий, титулов и даже почетных прозваний. В Одессе и на Кавказе Михаила Воронцова нарекли просто — «самый справедливый русский», возможно, потому, что граф не без оснований полагал — отношения легче и надежнее строить на культуре и образовании, чем на гонениях и штыках.
Юлий ШАРАБАРОВ