|
|
   |
Это строчка из «бессмертной Холериады». Так мы, молодые сотрудники и аспиранты Одесского «бакинститута», горделиво-задиристо осмеливались определять творение, рождавшееся в августе—сентябре 1970 года.
Ровно 50 лет тому назад Одесса была одним из первых городов Союза, которая приняла на себя удар «заезжей гостьи» — холеры. И огромную роль в борьбе с нею сыграл Научно-исследовательский институт вирусологии и эпидемиологии им. И.И. Мечникова, аспирантом, младшим, а затем и старшим научным сотрудником которого мне посчастливилось быть. Да, посчастливилось! Несмотря на многие трудности, обиды и горечь, опасности, реализовавшиеся, увы, впоследствии тяжкими недугами...
Есть немало юмористических «произведений» талантливых одесситов о борьбе с холерой. И на байках Михаила Жванецкого свет клином не сошелся.
Вот — листок, мамин почерк: «В нашу атомную эру / Нам подбросили холеру...». Кто-то из выпускниц медучилища, которым она руководила 23 года, поделился своим творчеством. Сегодня нам «подбросили» коронавирус, пресловутый Covid-19. И не исключено, что ждет и -20, и -21, и т.д. Но, право же, не стоит отчаиваться, паниковать. Однако — быть готовыми драться!
Жаркий август семидесятого. Уже давно пахло грозой. И вот в один прекрасный день, придя на работу, мы оказались перед наглухо закрытыми входами в инфекционную больницу. На ее территории располагался НИИ вирусологии и эпидемиологии, в обиходе — бакинститут. Всем велели собраться в актовом зале мемориального углового здания. На экстренное заседание. И в тревожную тишину упало это гадкое слово: «Холера!».
Через считанные часы мы, младшие научные сотрудники, аспиранты, вооруженные строгими инструкциями и... тетрациклином, мерили своими, непривычными к такой нагрузке ногами многие версты. В основном — бездорожья.
Ленинский район. Пересыпь. Подворный обход! Пересеченная местность, пыль, грязь, дома и домишки, давно бы должные прекратить свое, унижающее их обитателей, существование. Штакетники и каменные заборы, захлебываются от злобного лая псы. Испуганно-одуревшие, а чаще — равнодушно-недоверчивые люди. Ноги гудят, пот заливает глаза, халаты через два-три часа — будто неделю ношенные. Язык, десятки раз повторяющий одно и то же, выпытывающий обо всех проживающих, уже заплетается.
Подворный обход! Не миновать ни одного закоулка, ни единой хижины! Иных нет дома, значит, снова и снова туда, где была. День — ненормированный, и лишь с заходом этого палящего светила — конец. Теперь как добраться на 16-ю Фонтана, где трехлетний сын, больная мама? Как не привезти им с халатом, обувью эту азиатскую гостью? Где и как стирать халат, если на СЭС эти две дамы, забаррикадировавшись в своем кабинете, вчера истошно вопили: «Не вносите сюда халатов!»?
Но — труба зовет! Настал твой час, вспомни: «В жизни всегда есть место подвигу!». А эти... Бог с ними! Как и с тем, главным начальником, оторопевшим, когда, прорвав кордоны, ты все-таки ворвалась к нему в кабинет. О-о-о, было что охранять! Накрытый стол с разной вкуснятиной (кажется, там были и икра, и балыки), и всевозможные, с яркими наклейками бутылки. А что? Профилактика холеры! Да-а-а... Он онемел от «наглости», но ты, в праведном гневе, танком сокрушающим смяла его! И он даже растворил свои объятья, когда, наконец, хмельной мозг с трудом осознал, чего же ты требуешь. А ты требовала мужскую дезбригаду, приданную городу военным округом. Потому что проводить дезинфекцию в алтаре Новослободского храма — епархии заболевшего священника (посев положительный) — женской бригадой не имела морального права! «Возможен конфликт церкви и государства!» — отчеканила. Вот тут он, со словами «Умница! А мы и не доперли!», и раскрыл объятия. Лучше бы дал бутерброд, хоть один, хоть с «вареной» колбасой — с утра-то не евши.
А заканчивала, лишь выявив контактных и площадь необходимой дезинфекции, доставив в Центр сведения, где в восемь утра получала адреса больных с подтвержденным диагнозом. Уже при звездах... Правда, тогда уже был в распоряжении старенький «москвич» с шофером Володей. Вернувшись с ним в храм, узнала, что дамы таки вошли в алтарь и «все сделали». Не страх конфликта, но врожденное «как посмели?» мучило не один день. А сегодня нелепая мысль: «А, может, и не входили они, уладили по-своему? Не все ж такие дурочки, как ты...».
Как забыть тот очаг на Московской улице? Благо, в доме неподалеку от милиции. Понадобилась. Володя спасал.
...Полуподвал, грязь и «мерзость запустения» жилища «пропойцы», как кричали соседи, пытаясь оспорить факт заболевания его холерой: «Нажрался, сволочь, а мы страдай!». Но ты-то знала: вибрион высеян, сомнений нет. О, какие страшные лица, вопли, ругань! Разъяренная толпа, а ты — посередке, тоненькая, наивная, как девочка, даром что двадцать восемь. Вот и столкнулась лицом к лицу с тем, о чем ведала лишь из истории борьбы с эпидемиями. Безоговорочно поверила: да, толпа могла растерзать врачей.
Как рассказать о неделях посменной, круглосуточной работы сотрудников института? О механических, многотысячных за смену: обжиг бактериологической петли в пламени спиртовки — раз; остыла, укол в открытую лаборантом баночку — два; захваченную петлей часть «анализа» во флакон с питательной средой — три; раз-два-три; раз-два-три; ра-а-з — дв-а-а — тр-и-и... Этакий вальс-бостон. Все восемь часов. Круги перед глазами, пот не утереть, все окна, форточки задраены. Мухи! А у стен в три-четыре ряда, высотою по грудь и выше — баночки, баночки, баночки с содержимым, ждущие своей очереди на дезинфекцию. Потому что, хоть и заставлены препараторские и коридоры кастрюлями, кастрюлищами, баками, ванными с лизолом, карболкой, но их не хватает. Анализы шлют все поликлиники, больницы, санатории, дома отдыха, большинство теперь — обсерваторы.
Как рассказать о наших мужчинах: кандидатах, докторе наук, которые, бывало, всю свою смену, не разгибаясь, топили эти баночки, захватив их длинным корнцангом? Женщины-препараторы, лаборанты, случалось, падали в обморок. Ну и — «если не я, то кто же?».
Вот такими были первые недели — свидетельствую! Потом-то, когда со всего Союза приехали специалисты противочумных институтов, открылись другие, специально оснащенные лаборатории, пригнали достаточно дезкамер, стало легче. Полегче было и в ночные смены: первичных посевов немного, пересевы на избирательные среды, при необходимости — чистая работа, не изнуряющая темпом. И мы — ах, как молоды мы были! — устраивали «перекуры» на заднем крыльце с видом на Эверест пустых баночек ростом в два этажа и выше. Мы же дышали, вы слышите, дышали! Любовались звездами, болтали и пели, сочиняли «бессмертную Холериаду», травили анекдоты и ухахатывались до колик, вспоминая наши реалии. Куда там анекдотам!
Скажете: «Так платили же вам!» А как же! Правда, пришлось подождать, и чем дальше, тем больше, но все же... Без холеры — 98 рублей, с нею, родимой, — 150. А потом: если младший научный сотрудник-кандидат наук — 120, не кандидат — 132. Нет, вы не ослышались, именно так. Надбавка за вредность остепененным была не положена!
Хуже, что еще два месяца после всего не росли клетки в культуре тканей: самый воздух, стены пропитались парами карболки, лизола.
Что? Наши легкие, почки, печень? Ах, какая мелочь! А вот без клеток ни вируса не размножишь, ни опыта не поставишь. Да и многие штаммы вирусов погибли без холодильников. Говорят, что некоторых спасли. В домашних «заморозках». Но вы не верьте — это же «колоссальное нарушение инструкции! Подсудное!». А до конца аспирантуры оставались считанные месяцы.
Так считал И.И. Мечников. Писал: «От холеры легче уберечься, чем от насморка». Увы...Сегодня должна вспомнить об основателе первой в России пастеровской (бактериологической) станции, из которой вырос наш институт, тогда 40-летнем Илье Ильиче Мечникове, рожденном 15 мая 1845 года в селе Ивановка Купянского уезда Харьковской губернии. Вспомнить о первых годах «бактериологической эры» в Одессе.
Пастеровские станции возникли после открытия Луи Пастером в 1885 году (135 лет тому назад!) «метода предупреждения заболевания бешенством при помощи антирабической вакцины, которая готовилась им и его сотрудниками из мозга животных, заражённых ослабленным фиксированным вирусом». В Одессе врачебный инспектор доктор Маровский Л. А. предложил Городской думе учредить бактериологическую станцию «с целью выработки средств защиты от разного рода эпидемий». По рекомендации И.И. Мечникова к Пастеру в Париж был послан молодой 26-летний врач, уроженец Одессы, выпускник Императорского Новороссийского университета и Петербургской военно-медицинской академии Николай Фёдорович Гамалея.
И вот 12 июня 1886 года в квартире Н. Ф. Гамалеи на Канатной улице, 14 открылась вторая в мире и первая в Российской империи бактериологическая станция, были привиты против бешенства первые 12 человек.
С 1923 года наш институт именовался «Бактериологический и физиологический институт доктора Гамалеи», затем, в 60-х годах — «Одесский научно-исследовательский институт вирусологии и эпидемиологии им. И.И. Мечникова». За заслуги в развитии науки и здравохранения и в связи со 100-летием со дня основания в 1986 году награжден орденом «Знак Почета» с внесением этой даты в календарь ЮНЕСКО. Но в «перестройку» реорганизован, а по сути разгромлен... Объединен с противочумной станцией, потерял производственную базу — завод бакпрепаратов, но все же носит славное имя: «Одесский противочумный институт им. И.И. Мечникова».
Но сегодня, в первую очередь, я хочу назвать поименно своих коллег, участников ликвидации эпидемии холеры, тех, кто, к огромному сожалению, уже покинул этот мир. Кланяясь их светлой памяти, благодарю за самоотверженный труд. Испрашивая прощения у тех, кого, может быть, забыла. Призывая их родных дополнить список. Наверное, это нужно нынешним молодым. Кто знает, какие еще испытания их ждут?
Вот они, памятные имена моих коллег: Г.И. Олейник, М.В. Маликова, Т.Л. Губенко, М.Б. Максимович, Б.И. Савченко, А.И. Федоров, Г.С. Скрипченко, Е.Е. Ефимов, Л.М. Трубина, И.В. Чистякова, Л.Д. Степанковская, З.Ф. Яковенко, М.И. Чопорова, М.С. Парфенова, Р.М. Соломко, Л.А. Зубко, В.П. Сокольская, З.И. Могилевская... Очень рано ушли из жизни Н.В. Думкина, Ю.П. Христофоров, В.Ф. Зеваков...
21 имя...Но это, конечно, не все. Удручает, что не могу назвать имен наших лаборантов, а, тем более, препараторов — младшего медицинского персонала. А ведь их вклад — огромен!
Что же касается врачей, то, конечно, неодинакова их роль в деле борьбы с холерой. Но первые недаром были удостоены правительственных наград (в отличие, как водится, увы, от некоторых «начальствующих»).
Галина Ивановна Олейник с 26 июля работала в особой лаборатории, где проводились исследования выделений желудочно-кишечных больных по «форме № 30»: на наличие холерного эмбриона. Она первая высеяла и определила возбудитель, погубивший Ф.Е. Лютикова, 57-летнего сторожа совхоза им. Кирова.
Один из «знатоков» позволил себе написать, что 3 августа Федор Лютиков «...был доставлен в инфекционную больницу в тяжелом состоянии в 9.45 ч. Несмотря на все усилия врачей, в 21.30 Лютиков умер. Но только поздно вечером (в 23.00) из выделений подозрительного больного был обнаружен холерный вибрион Эль Тор — серотип Огава.
Таким образом, для выявления у него холерного вибриона лаборатории потребовалось более 13 часов. Конечно, такое промедление (?! — Л.В.) может свидетельствовать о недопустимой халатности врачей и крайне несовершенной методике их работы. Но главный недостаток, похоже, заключался в отсталости материально-технической базы всей одесской медицины».
Профессор-историк (не медик, не вирусолог!) недавно ушел в мир иной, так что не называю его имени.
А Г.И. Олейник, М.В. Маликова, Т.Л. Губенко, А.И. Федоров и другие — высококлассные специалисты, и говорить так о них не годится. Анатолий Иванович Федоров впоследствии директор завода по производству бактерийных и вирусных препаратов, за разработку и внедрение герпетической вакцины удостоен Государственной премии Союза. Вообще завод (производственный отдел бактериологической станции в 1961 году был реорганизован в завод бакпрепаратов; впоследствии ГП «Биопром-Одесса») поистине имел стратегическое значение для экономики и безопасности государства, выпускал в разные годы немало необходимых диагностикумов, профилактических и лечебных препаратов.
Возвращаясь к теме, хочу не забыть коллег с завода бакпрепаратов А.Д. Бабенко и В.И. Смирнову. Их стараниями, стараниями их сотрудников мы были обеспечены питательными средами, без которых вырастить, идентифицировать возбудителя невозможно.
С 8 августа 1970 года город оказался на карантине. Окружен кольцом войск и милиции, введены законы и правила чрезвычайного положения. К 7 сентября заболело 126 человек. Карантин длился 40 дней. И сегодня не знаем точных цифр умерших. Документы отдела особо опасных болезней областной СЭС говорят о 20 случаях смерти от холеры.
Это строки Н. А. Некрасова. Вспоминается письмо А.С. Пушкина П.А. Плетневу: «Опять хандришь. Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу». «Жертва карантина» второй пандемии холеры (1829 — 1851) даровала нам бесценные плоды «Болдинской осени».
Наша — седьмая пандемия (1961—1975). Позвольте же немного вспомнить из Холериады:
...Как снежный обвал низвергается с гор,
Нагрянул в Одессу коварный Эль-Тор
И с августа славный наш город закрыт до сих пор.
Гадали пока медицины отцы,
Больные всерьез отдавали концы,
И санэпидслужба тут только забила в набат.
Услышал ли Киев — сказать не берусь,
Но только в Одессу примчался Братусь,
И Жуков-Вережников с Мельником в штабе сидят.
Работников штаба не видно сквозь чад,
Все курят и все в телефоны кричат,
И спиртпрофилактика дружно холеры идет,
Кричит на сотрудников, словно на слуг,
Не вяжущий лыка товарищ Ткачук,
И ночью всех будит и всем указанья дает.
А город тем временем грязь отмывал,
И дважды Петровский в Одессу летал,
И вспомнила юность Ермольева в наших краях,
И папа Ростов присылает гонцов
Для мамы-Одессы — дружину бойцов,
Им в битвах с холерой не ведомы слабость и страх.
Н.Н. Жуков-Вережников — советский микробиолог и иммунолог, академик АМН СССР. З.В. Ермольева — советский микробиолог и эпидемиолог, создательница антибиотиков. Сталинскую премию первой степени (1943) передала в Фонд обороны страны для строительства самолёта. На эти деньги был построен истребитель с надписью на борту «Зинаида Ермольева».
Открыв в 1922 году светящийся холерный вибрион, изучая его свойства, экспериментировала на себе: выпила раствор холерного вибриона, заболела, но, к счастью, выздоровела. В 1942-м, когда Сталинград стал прифронтовым пунктом для эвакуированных, была направлена в город для предотвращения заболевания населения холерой, где было налажено производство холерного бактериофага, который ежедневно получали 50 тысяч человек. Полгода провела З.В. Ермольева в осаждённом Сталинграде.
Зинаида Виссарионовна Ермольева — прототип главной героини романа «Открытая книга» Татьяны Власенковой.
Вернувшись к тексту «поэмы», замечу: В.Д. Братусь — министр здравоохранения УССР, Б.В. Петровский — министр здравоохранения СССР, М. Мельник — главный санитарный врач УССР, В.В. Ткачук — главврач Одесской городской СЭС. Из наших не могу не сказать об А.Г. Стопчанской, прекрасном вирусологе, морфологе, генетике, авторе многих работ, внимательном учителе не одного поколения вирусологов.
Настаиваю на возрождении санитарно-эпидемиологической службы Украины, преступно разрушенной. На достойном материальном обеспечении сегодняшних медицинских работников, микробиологов, вирусологов, эпидемиологов, инфекционистов. Нынешняя пандемия коронавируса должна же чему-то научить? Настаиваю на внимании к тем, кто верно служил, предупреждая эпидемии, борясь с ними. Кто еще жив, а им под или за 80, а кому и все 90 лет! И кто унижен и оскорблен, нуждается в поддержке для решения их трудно преодолимых в одиночку бытовых, материальных проблем. Кто не стал — не мог стать! — «ни барином, ни попрошайкой»...
Призываю не только власти, но и имущих, не потерявших человечности. Вспоминаю из истории нашего института: чтобы послать в Париж для изучения метода Луи Пастера прививок против бешенства кого-нибудь из членов Одесского Общества врачей, «бессарабский помещик Михаил Васильевич Строеско анонимно пожертвовал 1000 рублей (после смерти его имя всё же обнародовали)». А в 1894—1895 годах «на средства Григория Григорьевича Маразли, городского головы Одессы, на углу Херсонской (ныне улица Пастера) и Старопортофранковской по плану архитектора Юрия Дмитренко было построено здание для бактериологической станции».
Понравились мне в одной из публикаций интернета слова о справедливости коронавируса: он не минует и сильных мира сего.
И пусть завершат эту статью слова И.И. Мечникова о неистребимости «упорного стремления к исканию истины». О приведенных им в предисловии к «Этюдам оптимизма» словах знаменитого французского физика-математика Анри Пуанкаре: «Целью нашей деятельности должно быть искание истины...». Ученый писал, что говорит не только о научной истине: «...но я имею в виду и нравственную истину, одним из видов которой является то, что называют справедливостью».
Вспомню и мечниковское: «Знание минувшего дает понимание настоящего». И непреложная истина: «Народ, не знающий своего прошлого, не имеет будущего». Как же хочется, чтобы будущее состоялось и было лучше настоящего!
Людмила ВЛАДИМИРОВА. Кандидат медицинских наук