|
|
   |
Несколько лет назад руководство мореходного училища имени Александра Маринеско пригласило меня, как моряка и писателя, выступить перед курсантами и рассказать о Черноморском пароходстве.
Когда я рассказал курсантам, как восстанавливалось пароходство в первые годы после окончания Великой Отечественной войны, каким мощным и процветающим стало оно в последующие годы, завоевав уважение и авторитет во всем мире, и как разграблено и уничтожено было, посыпались вопросы.
Вопросы были разные. И о количестве судов в пароходстве, и о рейсах в «горячие» точки планеты, когда шла война во Вьетнаме, куда ходили наши суда. О рейсах в Африку, где шли гражданские войны. И на блокированную американцами Кубу. И еще о многом другом, что составляло в те годы жизнь наших моряков.
А один курсант спросил, был ли я в кругосветном плавании. Я ответил, что был. «Так напишите об этом!»
Тогда у меня были другие планы, и вскоре я забыл о просьбе курсанта.
Но вот недавно, роясь в старых дневниковых записях, увидел в одном из пожелтевших от времени блокнотов короткую запись: «Кристобаль. 1980 год». И сразу вспомнилась одна встреча в этом далеком панамском порту...
Как знают мои читатели, плавал я старшим механиком на теплоходе «Аркадий Гайдар». Рейс, о котором пойдет речь, был из Одессы на Кубу. И никто не предполагал, что этот рейс затянется надолго. И мы совершим кругосветное плавание.
Погрузив в Херсоне 10 тысяч тонн удобрений — суперфосфат, на два кубинских порта — Гавану и Матанзас, мы вернулись в Одессу, взяли бункер, продовольствие, пресную воду и снялись в рейс.
После выгрузки на Кубе в обратный рейс на Черное море мы обычно брали в кубинских портах тростниковый сахар — сырец. Взяли такой груз и в тот раз. Но — не на Черное море, а на Дальний Восток. На Японию.
Грузились в Матанзасе, откуда пошли на Панамский канал. Было это в январе 1980 года. Новый год встречали в Матанзасе. Куба в тропиках. Ели на Кубе не растут. И накануне Нового года работники порта принесли нам молоденькую пальму, которую мы украсили самодельными игрушками и обвили гирляндой с разноцветными лампочками. А встречать с нами Новый год пришел начальник порта. Пришел с двумя смуглыми симпатичными сотрудницами, которые тут же стали помогать нашим буфетчице и поварихе накрывать праздничный столд.
Начальник порта учился в Ленинграде. Неплохо говорил по-русски. И, приклеив ватную бороду, превратившись в кубинского Деда Мороза — Санта-Клауса, стал раздавать нам подарки: апельсины, манго, ананасы, авокадо, киви. Все это он доставал из мешка, радуя нас дарами кубинской земли.
Ну а потом были тосты за кубино-советскую дружбу, танцы по очереди с кубинками и жаркий кубинский рассвет Нового 1980 года...
Над Карибским морем часто проносятся сильнейшие ураганы, достигающие берегов Соединенных Штатов Америки и сметающие все на своем пути. Но нам повезло. До самого Панамского канала, через который мы должны были пройти в Тихий океан и взять курс на Японию, Карибское море было спокойным. И только легкая рябь, как нервный тик, подергивала водный простор, словно море с содроганием вспоминало прошедший перед нашим приходом на Кубу бушевавший здесь очередной ураган.
С погодой нам повезло. Но не повезло в другом. Придя на рейд Панамского канала, где под флагами разных стран стояли десятки судов, мы узнали, что из-за ремонта одного из шлюзов канал закрыт. Откроют его только через неделю. Но и через неделю, когда открыли канал и стоявшие по соседству с нами суда начали сниматься с якорей, мы продолжали стоять, не получая «добро» на вход в канал.
Как выяснилось вскоре, работавшие на Панамском канале американские лоцманы объявили судам под флагом СССР бойкот в связи с вводом в декабре 1979 года советских войск в Афганистан. Эту новость капитан узнал от администрации канала. Началась радиопереписка с Черноморским пароходством и с Москвой, где находилось Министерство морского флота СССР.
А мы гадали: пройдем ли все же через Панамский канал или пойдем в Тихий океан вокруг Южной Америки через Магелланов пролив, как это сделал в 1519 году Фернан Магеллан. Первым в истории человечества совершивший кругосветное плавание, и чьим именем был назван пролив, соединяющий Атлантический и Тихий океаны.
У входа в Панамский канал со стороны Атлантического океана расположен город Кристобаль. Пока мы ждали ответ из Москвы или из Одессы, капитан запросил власти Кристобаля, можно ли нам посетить город. И, получив разрешение, дал команду экипажу готовиться к увольнению на берег.
На следующее утро боцман спустил на воду мотобот, и первая группа отправилась в Кристобаль. Я был в первой группе. И пока мотобот приближался к берегу, у меня было такое чувство, словно я матрос с корабля Магеллана, который вот-вот высадится на незнакомый берег, где нас могут встретить стрелы аборигенов, как это было на Филиппинских островах, где такими стрелами был убит Магеллан.
Но при высадке с мотобота на берег нас приветливо встретили таможенники. И, убедившись, что мы не контрабандисты, а честные моряки, пожелали приятно провести время в городе.
Выйдя из порта, мы оказались на набережной, где под ветром шумели высокие пальмы. А с набережной можно было попасть в ресторанчики-поплавки под разноцветными тентами. Ресторанчики, как лодки, покачивались на легкой прибрежной волне.
Панама, как и Куба, в тропиках. И хотя по календарю был январь, жара стояла страшная. Мы шли, обливаясь потом и сгорая от жажды. Но утолить жажду можно было, только зайдя в какой-нибудь бар или в кафе. А по «Правилам поведения советского моряка за границей» заходить в бары или кафе нам категорически запрещалось. Составители «Правил» были уверены, что именно в этих заведениях нас, советских людей, могут завербовать иностранные спецслужбы.
И мы шли, стараясь укрыться от палящего солнца под тентами магазинов, надеясь найти уличную колонку с водой. Но таких колонок нигде не было видно.
Спас нас от жажды русский язык. Возле входа в один из магазинов мы увидели сидящего на низенькой скамеечке пожилого мужчину с пышной седой шевелюрой. Он разбрасывал крошки хлеба прыгавшим у его ног воробьям. Когда мы подошли ближе, воробьи испуганно вспорхнули. А кормивший их мужчина встал, отряхнул с помятых брюк крошки хлеба и сказал на корявом русском языке:
— Первый раз вижу здесь русских. Так может зайдете в мой магазин?
— Зайдем, если угостите нас водой, — сказал я.
Хозяин магазина, каким оказался этот мужчина, внимательно посмотрел на меня и спросил по-еврейски:
— Ду бист а ид? (Ты еврей?)
Я не знал еврейского языка. Мои родители знали. Но у нас в семье разговаривали только по-русски. Но когда Одесса была оккупирована фашистами и нас загнали в гетто, там было много бессарабских евреев. Они бежали из Бесарабии в Одессу от наступавших немецких войск. Но эвакуироваться из Одессы не успели. И вместе с нами, одесскими евреями, попали за высокий забор гетто, охраняемый румынскими солдатами.
Бессарабцы разговаривали с моей мамой по-еврейски. И кое-какие слова я знал. Поэтому, поняв вопрос хозяина магазина, я кивнул головой.
Он что-то еще сказал по-еврейски. Но я не понял. И попросил его перейти на русский язык.
— Плохой ты еврей, если не знаешь своего языка, — проворчал он и пригласил нас войти в магазин.
Торговал он мужской одеждой. Но нас интересовало одно. Утолить жажду. И когда он вынес из подсобки несколько бутылок холодной мнеральной воды и стаканы, мы готовы были его расцеловать!
Выпив подряд несколько стаканов воды и поблагодарив хозяина магазина, я спросил, как он оказался в Кристобале. И пока ребята, утолив жажду, стали рассматривать продававшиеся в магазине элегантные пиджаки, модные брюки и всевозможных расцветок рубахи, я узнал такую историю.
Звали хозяина магазина Мойсей Гринберг. Его отец, выходец из Одессы, в 1905 году молодым пареньком эмигрировал в Америку. Это произошло после страшных еврейских погромов, в которых убили всю его семью. Его спрятали от погромщиков соседи-армяне. Они же и помогли ему эмигрировать.
Работы в Америке не было. И отец завербовался чернорабочим в Панаму на строительство канала. Канал был открыт в 1914 году. Но из-за несовершенства шлюзов работы были продолжены. И лишь в 1920 году по каналу пошли первые суда.
Отец, заработав к тому времени неплохие деньги, осел в Кристобале. Женился на местной еврейке и открыл этот магазин. Родившегося в 1925 году сына отец учил русскому языку. И рассказывал об Одессе, которую всю жизнь вспоминал с любовью.
Узнав, что мы одесситы, хозяин магазина сказал:
— Если хотите что-то купить, отдаю за полцены!
Пиджаки и брюки были нам не по карману. А вот на рубахи денег хватало. И когда мы вернулись на судно, кто-то из ребят, бывший со мной в магазине, рассказал помполиту, что благодаря моему разговору с хозяином магазина на еврейском языке, нам удалось дешево купить красивые рубахи.
Но мне этот разговор стоил дорого. По возвращении в Одессу помполит написал на меня донос в КГБ. В доносе он сообщал, что я завел знакомство в Панаме с сионистом и, возможно, буду состоять с ним в преступной переписке!
В те годы дипломатические отношения между СССР и Израилем были прерваны. Это произошло в 1967 году после поражения Египта в шестидневной войне с Израилем. СССР вооружал и поддерживал Египет в его противостоянии с еврейским государством. Разгром египетской армии (всего за шесть дней!), вооруженной советским оружием и обучаемой советскими наставниками, больно ударил по престижу СССР.
В советской печати началась яростная антиизраильская пропаганда, приравнивая израильский сионизм к фашизму. Так что с приходом после того рейса в Одессу мне пришлось ходить на допросы в КГБ и доказывать свою невиновность.
Но все это было после окончания кругосветного рейса. А тогда, простояв еще некоторое время на рейде Панамского канала, не знаю, что послужило причиной, но нам все же разрешили пройти через канал.
Тихий океан оправдал свое название. На всем переходе от Панамы до Японии мы шли, как по озеру. И только у берегов Японии нас прихватил шторм. Но покачало дня два, пока мы не пришли в Иокогаму, где и выгрузили кубинский сахар.
А потом был Китай. Порт Тяньзинь. И погрузка риса на Одессу. И был Сингапур, куда мы зашли за бункером.
Индийский океан тоже побаловал погодой. А там уже был Суэцкий канал, Средиземное, Эгейское, Мраморное моря, и вот — родное Черное море! Ушли мы из него на Запад, а вернулись с Востока.
От Босфора до Одессы меньше суток хода. Когда пролив остался за кормой, я вышел на палубу. Была лунная ночь. Ветер, набегавшись за день, спал под чехлами шлюпок, изредка пузыря их, словно переворачивался во сне на другой бок.
Но мне спать не хотелось. Какой сон, когда уже утром будет Одесса и после семи месяцев плавания я увижу родные до слез лица жены и детей!
Так до самого рассвета, пока не открылся одесский берег, я стоял на палубе в ожидании этой радостной долгожданной встречи.
Аркадий Хасин