|
|
   |
Я открываю следующую архивную папку писателя, где хранятся знакомые мне с детства, уже пожелтевшие от времени вырезки из газет, простые ученические тетради. С их страниц приходят к нам наши герои, простые одесситы — моряки, участники той грозной битвы с фашизмом в годы Великой Отечественной и кому посчастливилось выжить в ней. Они ведут разговор со всеми нами, поколениями, идущими следом.
Здесь же лежит набранный ещё на печатной машинке историко-публицистический очерк отца «Чести морской верны!».
Перед тем, как отдать произведение на суд читателя, Иван Петрович часто прочитывал свои труды семье, как бы малой читательской аудитории. Слушая этот очерк, я не вникала в его литературные тонкости. Меня, помню, поразил совершенно непостижимый, беспримерный человеческий подвиг моряков-черноморцев, защитивших собой наш город и всю большую страну. На основе очерка писатель, собирая долгие годы уникальные материалы, беседуя и записывая воспоминания старейших тружеников моря, планировал создать крупномасштабный исторический роман о судьбе торгового Черноморского флота. Роман этот должен был стать продолжением дилогии о судьбах черноморцев в испанских событиях 1936—1939 гг. Он даже название дал будущему произведению — «После шторма». Но его планам не суждено было сбыться. Теперь этот объёмный материал остаётся архивным документом. Какое же счастье, что мы можем сегодня прикоснуться к этим страницам нашей общей с вами славной истории...
«...Война! «Всем судам зайти в ближайшие порты» — первое распоряжение пароходства военного времени», — пишет в своём очерке И. Гайдаенко.
«Считаем себя мобилизованными!» — первые строки резолюций на митингах черноморцев.
Густым вражеским огнём застигнут врасплох пассажирский пароход «Северная Буковина». Под кинжальными залпами погиб почти весь экипаж. В живых осталось семеро. Среди них — единственный кочегар Михаил Дыга. Один за механиков, за машинистов, за кочегаров. Трое суток он поддерживал огонь в топках, следил за режимом работы машины, исполнял приказы мостика на реверсах, пока изрешечённое судно не вышло из узкостей Дуная в море.
От берегов Дуная до Днестра дороги забиты транспортом. Вода и степь наполнены гулом отчаяния и горя. Люди, транспорт с хлебом, заводским оборудованием, колхозным скарбом, коровы, овцы, лошади — всё остановилось перед широким Днестровским лиманом.
Наладить переправу на левый берег приказано черноморцам. Руководит операцией капитан Василий Баглай. Будь мирное время, пристань на сваях на железном шпунте строили бы месяц или два. Теперь причал возвели за 36 часов. И хлынуло на спасительный левый берег всё живое и движимое.
Переправу уже достают вражеские орудия, рвутся снаряды. Снуют и снуют буксиры с баржами. Контужен капитан Баглай. Вот-вот румынско-немецкие роты выйдут к лиману. Приказано отходить. Капитан Баглай и начальник порта Голубцов взрывают переправу и уводят флот...
В депо, в тупиках, стоят паровозы без дела. Пути отхода из Одессы прерваны, а в Николаеве позарез нужны паровозы. Стоят гружёные составы, нет локомотивов. Наскоро проложены пути по Платоновскому молу, первые семь паровозов погружены на борт теплохода «Полина Осипенко» и отправлены в Николаев. Сложно и долго грузить громоздкие тяжеловесы на судно. Пришла мысль использовать плавучие доки. В первый рейс морской буксир «Тайфун» с вспомогательными судами «Симеиз» и ледоколом «Пятёрка» доставили в Николаев 26 паровозов. На коротком переходе док подвергся 11 налётам авиации, 78 бомб сброшено на цель, но ни одного попадания. Не повезло ледоколу «Макаров». Его док с паровозами пошёл ко дну от вражеской бомбы в трёх милях от берега...»
Давно нет на свете этих людей и почти четверть века нет с нами Ивана Петровича. Но память сильнее смерти.
В своём публицистическом очерке Иван Гайдаенко вспоминает о буксирном катере «Алупка», для которого война стала суровой работой. Катер открывал и закрывал боновые заграждения при входе и выходе судов в одесский порт. Он бессменно покачивался между маяком и волноломом, день и ночь под обстрелом артиллерии и бомбёжкой с воздуха. Капитан буксирного катера Борис Бернарчук нёс свою вахту у ворот дороги жизни. Сегодня в нашем городе живут потомки Бернарчуков, потомственные одесситы-моряки.
Чести морской был верен и одессит, легендарный капитан Михаил Григор, с которым не раз встречался Гайдаенко. Им, морякам, воевавшим в Великую Отечественную, было о чём вспомнить.
«С ценным оборудованием на Мариуполь снялся пароход «Фабрициус», — продолжает писатель в своём очерке. — Вражеские войска перерезали железную дорогу, и уникальные станки уже нельзя вывезти из Мариуполя на восток, в глубь страны. Капитан Михаил Григор дерзнул провести морское судно с 4-метровой осадкой вверх по Дону до Ростова. Низовой ветер нагнал воды в реку, увеличил глубины. Этим и воспользовался капитан. За 180 лет существования Ростова его жители впервые увидели у своих стен морской пароход и приняли его груз. Вода спала, и «Фабрициус» оказался на грунте. Чтобы не перекрыть путь морским судам, не застрять в канале, Михаил Григор дождался благоприятного уровня воды и без происшествий спустился вниз по реке до Мариуполя. Станки отправлены по назначению.
В этом кромешном аду каждый честно выполнял свою работу. Сколько талантливых грамотных лоцманов уводили суда от верной смерти. Сколько их вместе с экипажами и пассажирами погребено в морской пучине. Сегодня мало кто знает, что военным лоцманам строго предписывалось держать в тайне карты минной обстановки и даже не показывать их капитанам проводимых судов. В случае гибели судна лоцман обязан был утопить карты, для чего у него имелись тяжёлый предмет и сумка.
16 октября 1941 г. Сырой сумрачный рассвет. Лоцманский катер «Сиваш» обходит бывшие свои владения. Пустой поверженный порт. Дымятся развалины. Последним уходит на «Сиваше» начальник одесского порта П. Макаренко и руководители подчинённых ему служб. И вдруг, как проблеск последней надежды: «МЫ ВЕРНЁМСЯ!» — надпись на причальной стенке».
В самые трудные дни сражений в Одессе, Севастополе, Феодосии появляется теплоход-рудовоз «Анатолий Серов». Судно было названо в честь прославленного советского лётчика-истребителя, героя боёв в небе республиканской Испании Анатолия Серова.
Об этом легендарном, неуязвимом черноморском транспорте и его экипаже пишет в своём очерке И. Гайдаенко. Перед войной начинающий писатель-моряк несколько раз выходил в рейс на его борту:
«С 1 мая 1942 года немцы плотно и жёстко блокировали морские подходы к Севастополю. Здесь, в 40 милях от маяка, торпедированный подводной лодкой, погиб
т/х «Василий Чапаев». Прямое попадание бомбы пустило на дно танкер «Громов». В Сухарной балке девятью бомбами потоплено госпитальное судно «Абхазия».
«...»Анатолий Серов» пробивается сквозь огневой заслон и становится под выгрузку. В конце мая он вместо трёх тысяч тонн военных грузов выгружает защитникам Севастополя три тысячи семьсот тонн. Под горячими осколками, под тоннами поднятой в воздух воды днём и ночью идёт разгрузка трюмов. Потоплена лагом стоящая баржа для приёма грузов, разворочены склады.
Промокшие до нитки от воды и пота серовцы продолжают работу. Прямое попадание. Судно наполняется водой, садится на грунт. Убиты матросы Коваленко и Древский, моторист Попов, радист Гоцуленко, повар Семёнов. Ранен комиссар Ярошенко. Второе прямое попадание. Убиты судовой врач и два матроса. Четыре члена команды ранены. Два прямых попадания и два сбитых «юнкерса» корабельными комендорами. В этот день судно атаковали 77 самолётов. За 8 дней стоянки в Севастополе экипаж отбил 42 массированных налёта. Нечеловеческое напряжение сил, груз выгружен, повреждение механизмов в машинном отделении устранено. Под пробоины заведены пластыри. Откачивается вода из трюмов, и корабль своим ходом добирается в Новороссийск. Два месяца залечивает свои раны «Анатолий Серов».
...Это было 12 августа. «Анатолий Серов» вышел в море. Коршунами налетели «юнкерсы». Свыше 100 бомб разорвалось рядом. Одно попадание — и тонет «Анатолий Серов». Но ещё не всё сделано для победы, ещё не окончен разговор с врагом. Раненый капитан Третьяков разворачивает тонущее судно и выбрасывает его на мель. Не прекращаются бомбардировки неподвижного корабля. Чтобы не привлекать внимание немецкой авиации, принимается решение затопить судно. Уже заведены буксиры, судно пытаются оттянуть на глубину, но «Анатолий Серов» сопротивляется, не хочет сползать с мели. Там его и оставили.
Экипаж ушёл в прибрежные сопки, забрав с собой оружие, часть продовольствия, ценные навигационные приборы. Вражескую авиацию больше не привлекает брошенный металлолом. С наступлением сумерек серовцы перебираются на судно и до рассвета заводят пластырь, ремонтируют машину, забивают пробками мелкие пробоины. Сотни раз с тяжёлой кувалдой ныряет под воду матрос Батюшков. Метр за метром ощупывает он корабельное дно и борт, находит пробоины и заколачивает их деревянными заглушками. Вдвоём с матросом Шевченко они залечили 200 корабельных ран. Боцман Ерохин и плотник Яровой изготовили пластырь нужного размера и подвели его под основную пробоину. На восьмые сутки люди откачали воду, и «Анатолий Серов» своим ходом сошёл с мелководья и добрался до Поти.
За один год боевых рейсов судно 50 раз побывало в осаждённых Одессе, Севастополе, Феодосии, Керчи, Камыш-Буруне, пройдя свыше 10000 огненных миль. По его трапам поднялось и сошло 15000 вооружённых бойцов, 11000 раненых солдат и офицеров, 7000 человек гражданского населения. В его трюмах и на палубе перевезено около 8000 тонн боеприпасов, 74 танка, 55 орудий, 527 автомашин, 36 авиамоторов, 3 бронекатера, 18 понтонных секций, 51000 тонн оборудования и продовольствия.
В 1943 году в Чёрное море из Новороссийска, на рекомендованные курсы, снова вышел капитально отремонтированный, помолодевший «Анатолий Серов» и дожил до радостных дней победы.
Как герой-победитель он первым пришёл в освобождённую родную гавань с мирными грузами для строительства...»
Они обещали, и они вернулись!
Великий философ Ш. Монтескье утверждал: «Лучшее средство привить любовь к отечеству состоит в том, чтобы эта любовь была у отцов». У наших отцов и дедов она была!
Валентина Гайдаенко