|
|
   |
Первым судном, открывшим после окончания Второй мировой войны пассажирскую линию Одесса — Батуми, был теплоход «Украина». Произошло это в 1946 году. А появилась «Украина» в Одессе так.
Летом 1945 года в разрушенном фашистскими оккупантами Одесском порту возле уцелевшего Платоновского мола ошвартовались два однотипных пассажирских теплохода, «Трансильвания» и «Бессарабия». Это были румынские суда, отобранные у Румынии, воевавшей на стороне гитлеровской Германии против СССР.
В то лето я, курсант мореходной школы, ходил со своей группой в порт на практику. И хотя наша практика заключалась в том, что мы разбирали завалы взорванного оккупантами портового холодильника, но близость моря и два этих красавца-теплохода приближали меня к моей мечте — стать моряком!
В обеденный перерыв мы ходили купаться на Платоновский мол и, проходя мимо «Трансильвании» и «Бессарабии», любуясь их стремительными обводами, слышали, как портовики, собиравшиеся у трапов этих судов, восхищенно говорили: «Вот это рысаки! Будет кем заменить потопленный фашистами наш пассажирский флот!»
Но...
15 июля 1945 года в газете «Правда» был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении румынского короля Михая Первого орденом «Победа».
Награждение румынского короля высшим советским орденом, которым награждались выдающиеся полководцы той страшной войны, мотивировалось тем, что в 1944 году, когда советские войска подошли к границам Румынии, король Михай арестовал главу румынского правительства и главнокомандующего румынской армией маршала Антонеску и приказал румынским войскам повернуть оружие против немцев.
Прочитав этот Указ, я вспомнил первые дни оккупации румынами Одессы. Евреев еще не трогали, и я со своим другом Сережей Багдасарьяном бегал на Соборную площадь смотреть, как румынские священники в длиннополых рясах крестили детей и взрослых. При советской власти это было запрещено. Поэтому с приходом румын желающих креститься было много. Взрослых кропили святой водой, а детей окунали в большие чаны, под которыми дымили костры.
Но поразил меня тогда не обряд крещения. Поразили два огромных портрета, укрепленных на памятнике графу Воронцову, — Гитлера и короля Румынии Михая Первого. Те, кого уже окрестили, подходили к этим портретам, кланялись и благодарили фюрера великой Германии и короля Румынии за освобождение от «жидо-большевизма».
А вскоре, когда пришла зима и, согласно приказу румынских властей, мы брели по занесенным снегом одесским улицам на Слободку, в гетто, я снова увидел эти два портрета. Они украшали фасад здания, в котором разместилась румынская жандармерия, и два союзника победно смотрели на гонимых на уничтожение ни в чем не повинных людей.
И вот — эта награда!..
Через несколько дней после опубликования Указа о награждении короля Румынии орденом «Победа», придя в порт, я не увидел двух красавцев-теплоходов. А вскоре мы узнали, что «Трансильванию» вернули румынам, а «Бессарабию» поставили в док судоремонтного завода, подремонтировали, перекрасили, подняли на ней советский флаг и дали новое имя — «Украина».
Первым капитаном «Украины» был Иван Александрович Ман. Человек легендарный. В свое время о нем было написано много. Но в этом очерке я хочу рассказать не о капитане, а об одном из членов экипажа «Украины», ремонтном механике Штейнберге, человеке необычной судьбы, проработавшем на судне много лет. Звали его Юзеф Маркович. А кличка у него была Тарантелла.
В те времена моряки загранплавания привозили в Одессу настенные итальянские коврики. Изображены на них были тигры, олени и львы. Но больше всего на одесском «толчке» пользовался успехом сюжет «Тарантелла». Там черноокая красавица в окружении толпы отплясывала под аккомпанемент мандолины этот народный итальянский танец. «Тарантелла» была настолько ходовым товаром, что помню, как нашумела в пароходстве радиограмма, которую жена какого-то матроса дала мужу на судно: «Звери не в моде, бери людей!».
Так вот, Юзеф Маркович получил свое прозвище потому, что, будучи во время войны контуженным, он, если нервничал, начинал дергаться всем телом, словно исполнял какой-то танец. За этот недуг судовые остряки и прозвали его Тарантеллой.
Судьба ремонтного механика «Украины» была удивительной. Воевал он в морской пехоте. Защищал Одессу, Севастополь и при отступлении советских войск из Севастополя попал в плен.
Как еврей, он был бы немцами расстрелян. Но его спас командир его роты капитан-лейтенант Воробьев. А произошло это так.
3 июля 1942 года Севастополь пал. В город вошли немцы. Защитники Севастополя, не успевшие сесть на отходящие из Камышовой бухты корабли, попали в руки фашистов. Их построили в колонны и повели назад в город. Недалеко от Севастополя колонну, в которой был Юзеф Маркович, остановил ехавший в открытой машине немецкий генерал. Подозвав сопровождавшего пленных офицера, он что-то ему сказал и поехал дальше. Офицер прошелся вдоль колонны и на ломаном русском языке приказал:
— Комиссарам и евреям выйти из строя!
В окровавленной тельняшке вышел из строя комиссар их полка и, ударив себя в грудь, крикнул:
— Стреляй, гад!
К комиссару подбежали двое солдат и, заломив ему руки, оттащили в сторону.
За комиссаром вышли несколько евреев.
И тут стоявший рядом с Юзефом Марковичем Воробьев шепотом приказал:
— Стой! На еврея ты не похож. А документ у меня для тебя есть.
И тут произошло самое страшное. Раздалось несколько автоматных очередей, крик офицера: «Шагом марш!», — и колонна, оставив валяться в пыли расстрелянных товарищей, двинулась дальше.
В Севастополе их загнали в какой-то обгоревший барак, и там капитан-лейтенант Воробьев, лежа рядом с Юзефом Марковичем на земляном полу, дал ему красноармейскую книжку убитого в последнем бою ротного пулеметчика. Этот пулеметчик был земляком Воробьева. Оба они были из Воронежа. И накануне боя пулеметчик просил Воробьева, если его убьют, переслать книжку его матери. Фотография в книжке была залита кровью. Так Юзеф Маркович стал Федором Петровичем Телегиным.
Из Севастополя их перегнали в Николаев. Там они работали на восстановлении Варваровского моста через Буг, взорванного при отступлении советскими войсками. А потом немцы группу советских военнопленных, в которой был и Юзеф Маркович, передали румынам. И тут снова произошло событие, резко изменившее его судьбу.
За Бугом начиналась Транснистрия, территория, оккупированная румынами, где верное Гитлеру румынское правительство организовало еврейские гетто и концлагеря. И когда пленных гнали на какую-то стройку через Доманевку, им повстречалась группа евреев, подгоняемая плетками полицаев. И тут из этой группы раздался женский крик:
— Ой! Так это же Юзик! Юзик Штейнберг!
Вздрогнув, Юзеф Маркович обернулся и узнал в кричавшей женщине свою соседку по одесскому двору Маню.
Румыны, сопровождавшие пленных, не понимая по-русски, не обратили на этот крик внимания. Но полицаи быстро разобрались в ситуации. Один из них подбежал к румынскому капралу и закричал:
— Шо ж вы жида ховаете? То ж жид! Жидан!
И в тот день избитый, окровавленный Юзеф Маркович стал узником Доманевского концлагеря...
28 марта 1944 года советские войска освободили узников Доманевского концлагеря, и Юзеф Маркович снова стал воином Советской Армии. Тяжело ранен и контужен он был в последние дни войны на улицах Берлина. А выписавшись из госпиталя, демобилизовался и вернулся в родную Одессу...
На «Украине» в подчинении Юзефа Марковича была бригада мотористов, выполнявших ремонтные работы. Но перед приходом в Одессу бригада наводила чистоту в машинном отделении. Это был особый ритуал! «Украина» швартовалась к причалу Одесского морвокзала в восемь часов утра. Поэтому бригада во главе с Юзефом Марковичем спускалась в машинное отделение задолго до рассвета.
«Украина» была самым быстроходным судном Черноморского пароходства. Построенная в Дании в 1939 году по заказу румынского короля Карла Первого ( отца короля Михая), она имела два главных двенадцатицилиндровых двигателя общей мощностью в 15 тысяч лошадиных сил и развивала скорость 22 узла, что равнялось скорости торпедного катера! И вот эти два огромных двигателя нужно было надраить до зеркального блеска. А помимо этого, нужно было протереть вспомогательные двигатели, надраить поручни трапов, подмести машинное отделение, вынести на корму и выбросить в море мусор. А когда эта работа была закончена, мокрые от пота мотористы тащили к центральному трапу, по которому спускался в машинное отделение старший механик, свернутый в рулон тяжелый ковер. И тут наступал самый ответственный момент! С мостика давали команду «Малый ход!». Вахтенный механик убавлял обороты главных двигателей и звонил стармеху: «Подходим к порту!». Вскоре наверху хлопала металлическая дверь, и старший механик Владимир Иванович Щуров начинал спускаться в машинное отделение. По знаку Юзефа Марковича мотористы раскатывали ковер и, зная тяжелый нрав стармеха, скрывались кто куда. А грузный малоразговорчивый Щуров, ступив на ковер и кивком головы поздоровавшись с Юзефом Марковичем и вахтенным механиком, начинал обход машинного отделения.
Бледный от волнения Юзеф Маркович следовал за ним. И если стармех, заметив подтек масла или плохо надраенную медяшку, спрашивал: «А это что?», — Юзеф Маркович, дергаясь всем телом, бросался устранять недостаток.
Но и с приходом в Одессу ремонтному механику хватало забот. Как только заканчивалась швартовка и на причал опускался трап, он, расталкивая пассажиров, с ворохом заявок в руках бежал в отдел снабжения пароходства. Вечером «Украина» снималась в очередной рейс, и нужно было успеть выписать, получить на складе и привезти на судно баллоны с кислородом и ацетиленом для сварочных работ, бидоны с краской, токарные резцы, электроды и другие материалы, необходимые любому судну в море.
Встречала Юзефа Марковича жена с маленькой дочкой. Эта рыхлая больная женщина всегда опаздывала к приходу «Украины». И, не застав мужа, шла на корму, где терпеливо ждала его возвращения. А он, набегавшись с заявками по кабинетам отдела снабжения, «выбив» у диспетчеров грузовую машину и загрузив ее, забирался в кузов. А подъезжая к судну, стоя в кузове посреди полученного снабжения, увидев на корме «Украины» жену и дочь, от волнения начинал дергаться всем телом...
В море в течение дня его можно было видеть то на мостике, где он менял проржавевшие гнезда бортовых огней, то в машинном отделении, где он разбирал со своей бригадой какой-то насос, а то на корме, где он нагревал в кузнечном горне стальную болванку, чтобы здесь же на наковальне отковать из нее заготовку, из которой токарь вытачивал потом для вышедшего из строя насоса новую деталь...
Как-то сел в Одессе на «Украину» Герой Советского Союза отставной полковник Маклаков. Он ехал в Сочи, в санаторий для ветеранов войны. Познакомившись с ним, капитан «Украины» Иван Александрович Манн попросил его выступить перед экипажем и рассказать о войне.
Послушать Героя Советского Союза собрался в музыкальном салоне почти весь экипаж. Юзефа Марковича не было. Он ремонтировал в машинном отделении вышедший из строя один из дизель-генераторов.
Поздоровавшись с моряками, полковник сказал:
— О моей войне можно рассказывать долго. Я расскажу лишь один эпизод, благодаря которому остался жив. Было это в Польше. После тяжелых боев мой полк расположился на отдых в небольшом городке. Утром позвонили из штаба дивизии с приказанием явиться к командиру дивизии. Наскоро собравшись, я сел в «Виллис», взяв с собой бойца охраны, и поехал в штаб дивизии, который расположился в соседнем городке. По дороге нам встретилась колонна пленных немцев. Ее конвоировали солдаты нашей дивизии. Когда «Виллис» поравнялся с этой колонной, один из немцев выхватил из рук конвоира винтовку и направил на меня. Секунда — и прогремел бы выстрел! Но немца опередил мой боец, дав автоматную очередь. Кстати, он был ваш земляк, одессит. Под Севастополем попал в плен. Побывал и в нацистском концлагере. А потом дошел со мной до Берлина.
— Так то ж наш Тарантелла! — вскочив со стула, закричал боцман.
— Что за Тарантелла? — спросил капитана полковник.
— А это так в шутку называют нашего ремонтного механика, — ответил капитан и спросил сидевшего в первом ряду стармеха:
— А где Штейнберг?
— Сейчас позову.
Встречу двух ветеранов войны, которая произошла в тот день в музыкальном салоне теплохода «Украина», трудно описать. Но с тех пор Тарантеллой Юзефа Марковича уже никто не называл.
Аркадий Хасин