|
|
   |
Недавно мне довелось отдыхать на Красном море, в Египте, и проехать с экскурсией от Суэца до Порт-Саида вдоль Суэцкого канала. За долгие годы работы на судах Черноморского пароходства мне не раз приходилось проходить этот канал. И вот — я снова здесь!
Выйдя в Порт-Саиде из автобуса, прошелся по набережной, напротив которой стояли на якорях суда, готовившиеся к проходу через канал, и остановился у пустого постамента. Когда-то здесь возвышалась бронзовая статуя строителя Суэцкого канала французского инженера Фердинанда Лессепса. За те годы, что я не был в Порт-Саиде, недалеко от набережной поднялась красавица-мечеть, выросли новые дома. Да и сама набережная помолодела, протянувшись к слепящей синеве Средиземного моря. И лишь этот пустой постамент угрюмо стоял в тени пальм, как всеми забытый кладбищенский памятник.
А ведь я видел статую Фердинанда Лессепса! Видел в тот день, когда толпа египтян, под свист и улюлюканье мальчишек, сбрасывала ее с постамента.
Было это 26 июля 1956 года. Я плавал тогда четвертым механиком на танкере «Херсон». Мы шли из Одессы с грузом дизельного топлива и стали на рейде Порт-Саида в ожидании проводки по каналу. В тот день президент Египта Гамаль Абдель Насер объявил о национализации Суэцкого канала, принадлежавшего англо-французскому капиталу. В ознаменование этого события статуя французского инженера, по проекту которого и под чьим руководством строился канал, статуя, являвшаяся для египтян символом колониализма, грохнулась на землю.
Когда на сваленной статуе мальчишки начали отплясывать какой-то неистовый танец, наш помполит закричал: «Ура!». И все наши ребята закричали: «Ура!». Кричал и я, не подозревая, что в скором времени событие, произошедшее в тот день, отразится на мне...
Осенью я получил назначение на новый танкер «Славгород». Его строительство заканчивалось в Николаеве. О тройственной агрессии Англии, Франции и Израиля против Египта узнал уже во время приемки «Славгорода». Эта война началась в октябре того же 1956 года в ответ на национализацию Насером Суэцкого канала. Услыхав об этом по радио, я не придал этому особого значения. Даже вспыхнувшее в те дни в Венгрии восстание против диктаторской политики Советского Союза тоже прошло мимо моего сознания.
С раннего утра и до позднего вечера я пропадал в машинном отделении танкера, осваивая сложные механизмы и системы. А вернувшись в гостиницу и наскоро поев, принимался за изучение инструкций и наставлений по эксплуатации этого нового для меня огромного судна.
Наступил дождливый ноябрь. За ним пришел с первыми заморозками декабрь. А выход «Славгорода» в море все задерживался. Завод устранял различные неполадки.
В эти последние дни стоянки я почти не спал. Стараясь вытолкнуть судно к Новому году, завод работал в три смены. И я, как и другие механики, почти не выходил из машинного отделения, принимая у сдаточной команды завода механизмы и системы «Славгорода».
Я был благодарен моим товарищам — второму механику Анатолию Андреевичу Даценко и третьему механику Борису Ивановичу Галенко за помощь, которую они мне оказывали в освоении нового судна.
Нелегкой была приемка «Славгорода» для всего экипажа. Но больше всех доставалось старшему механику Ивану Викентьевичу Врублевскому.
Этот пожилой, много повидавший на своем морском веку человек в любое время суток спускался то в машинное отделение, то в гулкие грузовые танки и в другие отсеки судна, где шли монтажные работы. Он все хотел видеть и пощупать сам. И если мы, механики, ругались только с заводскими рабочими, допускавшими брак при монтаже механизмов, то Ивану Викентьевичу приходилось ругаться и с заводским начальством, и с представителями пароходства, которые приехали в Николаев торопить капитана и стармеха поскорей подписать акт приемки судна.
Наконец настал день выхода «Славгорода» с завода. Было это в канун 1957 года. Новый год встретили в море на ходовых испытаниях. А в первых числах января пришли в Одесскую нефтегавань и стали под погрузку.
Жизнь танкера «Славгород» началась!
Пока мы грузились, я с разрешения старшего механика съездил домой, попрощался с женой, с ее родителями, забежал попрощаться к своей матери и возвратился на судно.
Танкер грузился быстро. Уже к рассвету следующего дня, тяжело осев в воду, «Славгород» отошел на рейд и отдал якорь напротив маяка в ожидании баржи с пресной водой и продуктами.
Вахта моя начиналась с восьми утра. Наскоро выпив в кают-компании чай, я спустился в машинное отделение. Настроение у меня было приподнятое. Приемка танкера закончена. После ходовых испытаний старший механик объявил мне на судовом собрании благодарность. Там же меня избрали редактором стенной газеты. И до выхода в заграничный рейс оставались считанные часы. Как же было не радоваться!
Приняв вахту у третьего механика Бориса Галенко, я заметил низкое давление масла на работающем дизель-генераторе. Очевидно, забился масляный фильтр. Запустив в работу резервный дизель-генератор, остановив работавший, я взял гаечный ключ и полез под плиты вскрыть фильтр.
Разобрав фильтр, я вылез из-под плит, взял ведро, наполнил соляркой и стал мыть забившиеся пластины фильтра. И тут увидел спустившегося в машинное отделение вахтенного матроса:
— Тебя вызывает капитан. Сказал, чтобы ты немедленно прибыл к нему.
Когда, вытирая ветошью руки, я вошел в капиптанский салон, то увидел там старшего механика. Он нервно курил, хотя я знал, что Иван Викентьевич закуривает в редких случаях. Капитан тоже выглядел необычно хмурым. А за журнальным столиком сидел незнакомый человек и что-то писал.
Увидев меня, капитан сказал:
— Вот из отдела кадров приехал инспектор Юрков. Вас списывают.
— Меня? За что?
Капитан пожал плечами:
— У нас со стармехом претензий к вам нет. А за что вас списывют, объяснит, наверно, инспектор.
Инспектор посмотрел на мой замасленный комбинезон, на мои грязные руки и сказал:
— Сейчас на катере приедет замена. Надо быстро собрать вещи. А объясняться будем на берегу. Понял?
Я кивнул и, чувствуя, как глаза наполняются слезами, выскочил в коридор.
«Собрать вещи. Нет, сначала я соберу фильтр!»
Спустившись в машинное отделентие, я быстро собрал фильтр и полез под плиты устанавливать его на место. А когда вылез из-под плит, передо мной стоял Юрков:
— Ты что, ненормальный? Тебе замена приехала, а ты с дизелем возишься. Собирайся скорей!
Приехав на берег с обшарпанным чемоданом в руке, я стал думать: «Куда идти? Пойти к матери?». Она жила недалеко от порта, на Дерибасовской. Но услышав мой рассказ, она расплачется. К родителям жены? Но, как я объясню им такое скорое возвращение? Я же утром с ними попрощался! Да и что они подумают?.
Постояв еще немного, я решил идти на работу к жене. Она работала секретарем в тресте «Главнефтеснаб» на улице Ленина, ныне Ришельевской.
К моему удивлению, жена восприняла случившееся спокойно, только сказала:
— А что можно еще ждать от этих сволочей!
И вдруг спохватилась:
— Ты же голодный. Идем домой, накормлю.
Подходя к нашему дому на улице Бебеля (сегодня Еврейская), я вдруг увидел мать жены. Она шла нам навстречу. Заметив меня, воскликнула:
— Ой! За тобой только что приезжала какая-то машина. Сказали, чтобы ты бежал в отдел кадров к какому-то Юркову!
Не задавая лишних вопросов, мы с женой развернулись и побежали по направлению к Приморскому бульвару, где в то время находился отдел кадров пароходства.
Когда я вбежал в кабинет Юркова, он разговаривал с кем-то по телефону. Увидев меня, сказал в трубку:
— Он уже здесь. Да, да, прибежал.
И, положив трубку, скомандовал:
— Беги в порт. Если доберешься на рейд, пойдешь в рейс. Понял?
Спустившись бегом по Потемкинской лестнице, мы промчались через проходную порта, где оторопевший охранник даже не спросил наши документы, и остановились лишь у кромки воды. Дальше было море.
— Что теперь? — спросила запыхавшаяся жена.
Я с тоской посмотрел на рейд. «Славгород» стоял там же, за маяком, словно ожидая меня.
И тут я увидел шагавшего по причалу Виктора Ивановича Копанева. Я учился у него на курсах механиков. Он читал нам теорию и конструкцию дизелей.
Во время Второй мировой войны В.И.Копанев плавал старшим механиком в северных караванах. Возил из Америки и Англии оружие и боеприпасы для сражавшейся с немецким фашизмом Красной армии. Горел в море от бомб фашистской авиации, тонул, но выжил и после войны на теплоходе «Фридрих Энгельс» снова ходил в Америку.
Но в 1949 году, в разгар «борьбы с безродными космополитами», работники отдела кадров нашли в родословной В.И.Копанева родственника грека, и Виктор Иванович, как и многие другие «инородцы», был уволен из пароходства и с трудом устроился в портофлот механиком-наставником.
Увидев меня на причале и узнав, в чем дело, Виктор Иванович скомандовал:
— За мной!
У дежурного диспетчера портофлота Виктор Иванович попросил для меня катер, и вскоре я уже поднимался на борт «Славгорода»...
Позже, уже после того рейса, я узнал от Юркова, почему меня списали, а потом вернули на судно. Когда «Славгород» был загружен в нефтегавани, он должен был идти в Египет, в Александрию. Но в результате войны Израиля с Египтом путь советским морякам-евреям в дружественный СССР Египет был заказан. Так решили в КГБ. И когда Юрков послал туда на согласование судовую роль, меня вычеркнули. Но в тот же день груз «Славгорода» переадресовали в Бельгию, в Антверпен, и Юрков позвонил в КГБ с просьбой вернуть меня на судно. Это покажется невероятным, но было так. А сделал это Юрков потому, что, когда я узнал о списании с танкера, то не бросился в каюту собирать вещи, а побежал в машинное отделение приготовить к работе дизель. Юрков, сам механик по профессии, оценил мой поступок.
По иронии судьбы, выгрузившись в Антверпене, мы пошли в Румынию, в Констанцу, и загрузились в Александрию. Радости моей не было предела. Все же я прогуляюсь по улицам этого запретного для меня города!
Но — не тут-то было...
На подходе к Александрии ко мне зашел помполит. Он часто заходил ко мне. Я ведь был редактором стенной газеты, и помполит подсказывал мне темы очередного номера. Но в тот раз он пришел по другому поводу.
— Слушайте внимательно, — сказал помполит. — Утром мы приходим в Александрию. Из каюты не выходить. Арабы могут вас убить. Они злы на Израиль, а вы еврей. На вахту тоже ходить не будете. Я уже предупредил стармеха. А еду буфетчица будет приносить вам в каюту.
С этими словами помполит ушел.
Александрия! Не успели мы пришвартоваться, как в коридорах послышались громкие гортанные голоса арабов. А по судовой трансляции помполит начал объявлять фамилии увольнявшихся в город.
А я — арестант!
Буфетчица Надя принесла завтрак:
— Ты что, больной?
— Нет.
— Так чего я должна носить тебе еду?
Что я мог ей ответить...
Не успела она уйти, как дверь распахнулась, и я увидел двух арабов. От испуга я прижался к переборке. Но нежданные гости со словами: «Мистер, мистер» — разложили на столе какие-то побрякушки, распахнули шкаф, вытащили оттуда несколько моих рубах, новый комбинезон и — исчезли.
Прийдя в себя и поняв, что меня просто обокрали, я позвонил помполиту:
— У меня только что были арабы. Забрали кое-какие вещи, но оставили живым. Можно хоть выйти на палубу?
— Нет! — отрезал помполит. — Если вы меня плохо поняли, вам понятней объяснят в Одессе!
Да. В Одессе объяснили яснее. Я был снова списан.
Но списали не только меня. Списали всех работавших на судах Черноморского пароходства евреев. А оказалось нас на весь плавсостав всего 17 человек.
По утрам мы приходили в отдел кадров в надежде получить хоть какую-нибудь работу. Юркова уже не было. Он ушел в плавание. А новый инспектор при виде меня задавал один и тот же вопрос:
— Вы принесли заявление на увольнение?
Не отвечая, я поворачивался и уходил.
Среди нас был парень по фамилии Розенфельд. Он был русским. Но в детстве его, сироту, усыновила еврейская семья, дав ему свою фамилию. Из-за фамилии он и пострадал. И когда он нам жаловался: «Ну вас списали, понятно за что. А меня? Я же русский!». Мы отвечали: «Пошел вон, жидовская морда!».
Так мы шутили, хотя было не до шуток...
Вот таким был 1957 год. Не сталинский уже, а хрущевский...
И все-таки настал день, когда эта бесчеловечная политика изменилась, и я снова вышел в море.
Вот такие воспоминания нахлынули на меня в Порт-Саиде, когда я увидел пустой постамент, на котором стояла когда-то статуя строителя Суэцкого канала французского инженера Фердинанда Лессепса...
Аркадий Хасин