|
|
   |
Один мой читатель прислал мне по электронной почте письмо: «Накануне Пасхи моя жена затеяла уборку квартиры и заставила меня выбросить старые журналы, которые я собирал в советские времена. И в одном из номеров журнала «Вокруг света» увидел Ваш очерк про Мадагаскар. Сканировав его, посылаю Вам. Надеюсь, Вам будет интересно вспомнить былые плавания. С уважением, Анатолий Ковальчук».
Я поблагодарил своего читателя за это письмо, а прочитав давний свой очерк, вспомнил вот что.
На Мадагаскар я попал случайно. Было это в те годы, когда в результате «Шестидневной войны» между Израилем и Египтом был закрыт Суэцкий канал и теплоход «Аркадий Гайдар», на котором я работал старшим механиком, шел из Одессы с грузом сельскохозяйственных машин в Индию, огибая южную оконечность Африки. Пройдя мыс Доброй Надежды, выйдя в Индийский океан, мы попали в сильный шторм. Волны, с грохотом вкатываясь на палубу, с такой силой ударялись о комингсы трюмов, что фонтаны брызг долетали до верхушек мачт.
И вот в такую погоду радист принял сигнал «SOS». Было это ночью. Капитан вызвал меня на мостик и сказал, что невдалеке терпит бедствие итальянский пароход. У него отказала машина, и его сносит к Мадагаскару. Придется брать его на буксир. Боцман уже готовит к спуску моторный бот, на котором пойдет наша аварийная партия, и нужно проверить, чтобы бак мотобота был полон солярки.
Не буду рассказывать, каких усилий стоило нашим ребятам добраться в бушующем океане, освещенном бледной луной, до бедствующего судна и там уже с помощью итальянцев завести на носовую часть судна буксирный трос. Скажу только, что благодаря этому итальянскому пароходу я и попал на Мадагаскар.
Мы привели пароход в порт Эльвиль, расположенный в бухте Носи-Бе, где во время русско-японской войны 1904—1905 годов стояла эскадра русских военных кораблей под командованием адмирала З. П. Рожественского.
Эскадра Рожественского простояла в бухте Носи-Бе с середины декабря 1904 года до начала марта 1905 года. Простояла долго потому, что пока шла через Атлантический и Индийский океаны, с заходами в африканские порты для пополнения запасов угля, осажденные японцами в Порт-Артуре русские корабли были разгромлены, а Порт-Артур пал. И командовавший стоявшей на Мадагаскаре эскадрой адмирал получил по почте приказ — ждать подхода еще нескольких кораблей, идущих к нему на соединение, с которыми 2-й Тихоокеанской и предстояло следовать на Дальний Восток.
Для моряков эскадры Рожественского стоянка на Мадагаскаре была изнурительной. Попав с холодной Балтики в тропики, работая у раскаленных корабельных котлов, ночуя в душных каютах и кубриках, а днем не находя прохлады на стальных, раскаленных неистовым тропическим солнцем палубах, не все матросы и офицеры это выдерживали.
Когда мы привели на буксире итальянский пароход в бухту Носи-Бе, то увидели на высокой скале у входа в порт обелиск в память о стоявшей здесь эскадре адмирала Рожественского и погибших в этой бухте русских моряках.
Участь эскадры Рожественского была печальной. Уже на Дальнем Востоке, стараясь прорваться к своим берегам, эскадра у острова Цусима в Японском море вступила в бой с японскими кораблями адмирала Того, который, имея хорошо поставленную разведку, знал каким маршрутом идут русские, и, приготовившись к бою, ждал их у острова. 14 и 15 мая 1905 года в жестоком бою русская эскадра была разгромлена. Российский Императорский флот потерпел позорное поражение. Многие моряки погибли. А часть из них попала в плен.
О трагической участи эскадры Рожественского известный в советские времена писатель-маринист Алексей Новиков-Прибой, который был матросом на броненосце «Орел», участвовал в Цусимском сражении, а потом несколько лет провел в японском плену, написал роман-эпопею «Цусима». Когда я писал о Мадагаскаре, я перечитал эту книгу. Она напомнила мне многие подробности стоянки эскадры Рожественского в бухте Носи-Бе.
В моем очерке, который напечатал журнал «Вокруг света», я рассказал не только о бухте Носи-Бе и о пропахшем пряностями порте Эльвиль, где рядом с нами стояли суда под флагами разных стран, но и о необычной встрече, произошедшей у нас на борту. Но редакция журнала эту часть очерка вычеркнула.
А встреча была такой. В Эльвиле мы задержались дня на три, пока утрясались формальности по спасению итальянского парохода. И каждый день той стоянки нас атаковывали корреспонденты местных газет, интересуясь подробностями спасения парохода и фотографируя наших ребят в обнимку с итальянскими моряками, которые с бутылками вина приходили к нам в гости.
Накануне отхода я зашел к капитану и увидел в его каюте заплаканную женщину. На местную, большинство из которых составляли негритянки, она не была похожа. На ее заплаканном лице ярко выделялись веснушки. Она сидела за журнальным столиком и, всхлипывая, показывала капитану какие-то бумаги. Поняв, что капитану не до меня, я вышел. Но позже капитан зашел ко мне и, усевшись в кресло, закурив, сказал:
— Видели женщину у меня в каюте? Наша! Одесситка! Ольга Кравчук. Вышла замуж за мадагаскарца. Училась с ним в Одессе, в институте народного хозяйства. Мать уговаривала не покидать родной город, не отправляться на чужбину. Куда там! Иностранец! И жить она будет в тропическом раю, где круглый год — лето!
Капитан ткнул в пепельницу недокуренную сигарету и тяжело вздохнул:
— Страшная судьба. Муж — мусульманин. Здесь, на Мадагаскаре, их большинство. В Одессе, когда выходила за него замуж, не придала этому значения. Любовь! А когда прилетела с ним на Мадагаскар, узнала, что у него есть еще две жены. У мусульман это норма. Но для нее это стало трагедией. Детей у нее нет. Это вызывает издевательства со стороны других жен, имеющих от их общего мужа детей. Наши суда в этот порт не заходят. Узнав случайно от мужа о нашем приходе, удрала из дома и пришла ко мне. Умоляла взять в Одессу. Я объяснил, что не имею на это права. Нужно обратится в советское посольство. Говорит, обращалась. Но она теперь гражданка Мадагаскара. И получить снова советское гражданство, чтобы вернуться на Родину, — проблема. Вот такие дела с нашими девочками, которые, как стрекозы, выскакивают замуж за иностранцев.
Закончив все формальности по спасению «итальянца», взяв в Эльвиле свежие продукты и пополнив запасы пресной воды, мы вышли из порта. Покидая бухту Носи-Бе, капитан дал три протяжных гудка в память о погибших в этой бухте моряках эскадры адмирала Рожественского, и наш теплоход, набирая ход, вышел в океан.
Но на следующий день, когда Мадагаскар был уже далеко позади, вдруг обнаружилось, что женщина, умолявшая капитана взять ее в Одессу, у нас на борту! После визита к капитану она не сошла на берег. Поднявшись на шлюпочную палубу, приподняла брезент, которым была зачехлена одна из спасательных шлюпок, и залезла в шлюпку в полной уверенности, что когда ее обнаружат, за борт не выкинут! Переночевав в шлюпке, утром, как ни в чем не бывало, она пришла в столовую команды на завтрак.
В столовой, кроме дневальной, нарезавшей к завтраку хлеб и колбасу, никого еще не было. Увидев незнакомку, дневальная выронила нож и вскрикнула:
— Кто вы? Откуда вы взялись?
А вошедший в столовую боцман, хлопнул себя по лбу:
— Всю ночь цветной сон видел. Женщина снилась. Неужели я еще сплю?
Когда о случившемся узнал капитан, он влетел в столовую и, задохнувшись от ярости, схватил беглянку за руку:
— Как вы здесь оказались?!
Вызвав судового врача, капитан приказал отвести «пассажирку» в лазарет и до возвращения назад, в Эльвиль, не спускать с нее глаз. О случившемся капитан известил власти Мадагаскара, и когда мы снова вошли в бухту Носи-Бе, к нам навстречу несся полицейский катер, на котором среди полицейских стоял муж беглянки, высокий, черноволосый мадагаскарец, грозивший ей кулаком.
Конечно, жаль было эту женщину, у которой от отчаяния помутился рассудок, и она решилась на побег. Ей грозило, если не тюремное заключение, то не менее тюремная жизнь в доме мужа. Но помочь ей мы не могли...
Вот о чем напомнило мне письмо моего читателя — о давней истории, связанной с островом Мадагаскар.
Аркадий Хасин