|
|
   |
Недавно я гостил у друзей в Кёльне и перед отъездом пошел побродить по городу. Шел без всякой цели, пока не забрел на улицу с длинным трудно выговариваемым названием — Хюльхратерштрассе. Возле дома под номером 7 я остановился потому, что прочитал на фасаде табличку, из которой узнал, что здесь жил лауреат Нобелевской премии по литературе писатель Генрих Бёлль.
Это имя я впервые узнал в далекие уже советские времена, прочитав в журнале «Иностранная литература» роман Генриха Бёлля «Глазами клоуна». Герой романа Ганс Шнир, потеряв любимую женщину, веру в святость родителей и доверие к религиозным постулатам, бросает вызов обществу. Сын миллионера, он садится на ступенях вокзала с протянутой шляпой. Протест против лживости окружающего его мира выливается в шутовскую клоунаду. Но, по мнению Бёлля, только шут и может сказать правду о послевоенной Германии, являя ее недовольному обывателю, не желающему нести бремя ответственности за страшные преступления недавнего прошлого...
В сталинские времена советским читателям предписывалась строгая литературная диета. Герои советских книг должны были быть бесстрашными и послушными. Быть лучшими дочерьми и сыновьями, лучшими рабочими, колхозниками, солдатами. И главное, ни автор, ни его герои ни на мгновение не должны были забывать о великих целях, поставленных перед ними Коммунистической партией в деле построения в СССР коммунистического общества.
В романах же Бёлля «Дом без хозяина», «Где ты был, Адам?», «Бильярд в половине десятого», которые я прочитал позже, как и в романах других зарубежных писателей — Ремарка, Хемингуэя, Сэлинджера, Экзюпери, с которыми советские читатели могли познакомиться в послесталинские времена, описаны не подвиги, не победы, а простые человеческие чувства, помогавшие пробиваться наружу живому дыханию любви, доброты и справедливости.
Но если американский писатель Хемингуэй или француз Антуан де Сент-Экзюпери были яростными противниками фашизма, то немец Бёлль, призванный в гитлеровскую армию, не только стал свидетелем ее военных преступлений, но и сам участвовал в сражениях на советско-германском фронте и входил со своей частью в захваченные фашистскими После знакомства с домом, где жил Генрих Бёлль, я решил остаться еще на несколько дней в Кёльне и побольше узнать об этом писателе, удостоенном Нобелевской премии. В городской библиотеке друзья нашли мне о нем много материалов, благодаря которым я и смог написать этот очерк.
Родился Бёлль в Кёльне в 1917 году. Учился в католической школе, потом в гимназии. Работал помощником продавца в букинистическом магазине. Еще гимназистом начал писать стихи и рассказы. В 1939 году поступил в Кёльнский университет, но вскоре был призван в армию. Воевал в Польше, во Франции, а с нападением гитлеровской Германии на Советский Союз на Украине и в Крыму. В конце войны, отступая со своей частью под натиском советских войск, снова оказался в Германии, и в апреле 1945 года сдался в плен американцам. После плена вернулся в Кёльнский университет, где закончил факультет филологии.
Печататься Бёлль начал в 1947 году. Его повести и рассказы нашли широкий отклик у читающей публики. А славу одного из ведущих писателей ФРГ принес ему роман «Бильярд в половине десятого», изданный в 1959 году. В произведениях Бёлля рассказывалось о недавно пережитом, в них узнавались реалии первых послевоенных лет, затрагивались проблемы социальных и моральных последствий войны.
В 1967 году Бёль был избран председателем немецкого ПЕН-клуба, а затем возглавил Международный ПЕН-клуб. Он много раз приезжал в Советский Союз, где большими тиражами издавались его книги. В 1972 году был удостоен Нобелевской премии за роман «Групповой портрет с дамой», в котором создал грандиозную панораму истории Германии XX века.
Свидетель гитлеровских преступлений в завоеванных фашистами странах, сам участник захватнических гитлеровских войн, Бёлль переосмыслил свое прошлое и в своих произведениях выступал как настоящий гуманист, призывая к равенству и братству людей разных политических убеждений и разных национальностей.
Присматриваясь к жизни людей в Советском Союзе и все больше убеждаясь, что правители СССР своей бесчеловечностью и лживостью недалеко ушли от пережитого писателем гитлеровского режима, Бёлль становится непримиримым критиком советской власти. Познакомившись в Москве с Александром Солженицыным, он нелегально вывез на Запад рукопись «Архипелаг ГУЛАГ», где написанная бывшим заключенным сталинских концлагерей книга была опубликована и сразу стала знаменитой. После этого книги самого Бёлля были в СССР запрещены. А когда Солженицына насильно выдворили из СССР, Бёлль встретил опального писателя во Франкфуртском аэропорту, привез в Кёльн и поселил в своем доме, на той самой улице Хюльхратерштрассе, 7. Позже он приютил в этом доме изгнанных из Советского Союза своих московских друзей писателей-диссидентов Льва Копелева и его жену Раису Орлову.
Государству, строящему коммунизм, эти писатели, протестующие против коммунистических догм, были не нужны. Как не нужны были Виктор Некрасов, Владимир Войнович. Георгий Владимов, Василий Аксенов, Ростропович и Галина Вишневская, Иосиф Бродский, Сергей Довлатов и многие другие выдающиеся граждане страны Советов.
За что травили и гнали этих людей, нравственный и интеллектуальный цвет нации? Ответить на этот вопрос можно лишь так: власть их боялась и, защищаясь от них, делала это столь же бездарно, как все, что она делала, с тупым усердием вытаптывая все свежее и талантливое. И с каждым годом, с каждым новым актом мужественного сопротивления этих людей лжи и беззаконию, резко понижался уровень духовной жизни в стране. В результате — Советский Союз и рухнул...
Но вернусь к Генриху Бёллю. 25 сентября 1962 года по приглашению Союза писателей СССР он впервые прилетел в Москву в составе делегации западногерманских писателей, в которую входили еще двое известных литераторов — Хагельштанге и Герлах. По поручению секретариатата Союза писателей СССР встречали немцев в московском аэропорту германист Лев Копелев, его жена, сотрудница журнала «Иностранная литература», писательница Раиса Орлова и сотрудник «Интуриста», забронировавший немецким гостям номера в гостинице «Пекин». Но прежде чем ехать в гостиницу, Бёлль попросил провезти его с товарищами по Москве. На мосту через Москва-реку Хагельштанге попросил остановить машину. Выйдя из нее, он снял шляпу и долго стоял в глубокой задумчивости.
— Что с ним? — спросил Копелев Бёлля. И Бёлль объяснил: 17 июля 1944 года по приказу Сталина по Москве провели тысячи немецких пленных. В сопровождении охраны НКВД немцы, во главе со своими генералами, шли по московским улицам, хмуро разглядывая столицу Советского государства, которую им так и не удалось взять. Стоявшие на тротуарах москвичи с ненавистью смотрели на пленных, и лица этих людей больше пугали немцев, чем винтовки их конвоиров. В колонне пленных шел и будущий писатель Хагельштанге, унтер-офицер артиллерийского полка. Шел и по этому мосту, с которого смотрит сейчас на мирную Москву...
На следующий день Бёлля и его товарищей принимали в конференц-зале Союза писателей. Зал был набит. Многие стояли вдоль стен.
Председательствовал главный редактор журнала «Октябрь» писатель Вадим Кожевников. Среди многих вопросов, заданных Бёллю был и такой:
— Где вы были во время войны?
Кожевников вскочил и через переводчика закричал:
— Господин Бёлль, не надо отвечать! Это бестактный вопрос! У нас не собрание ветеранов войны! Мы собрались говорить о творческом опыте, о задачах литературы!
Но Бёлль возразил:
— Нет. Я отвечу. Вы расхваливаете мои романы. Но если вы их внимательно читали, как же вы можете предполагать, что я не отвечу на такой важный вопрос? Ведь именно об этом я столько писал! Я был солдатом 6 лет и мог бы сослаться на то, что был только телефонистом. И моя винтовка оставалась в обозе, и я вспоминал о ней только тогда, когда получал от фельдфебеля наряды за то, что она была нечищена. Но это не оправдание. Я был солдатом той армии, которая напала на Польшу, Голландию, Бельгию, Францию и на вашу страну. Я как немецкий солдат входил в разрушенный бомбежками Киев и в такую же разрушенную после многих дней обороны Одессу. В Киеве видел, как гнали евреев в Бабий Яр. В Одессе, как гнали одесских евреев в гетто. Я сознаю всю ответственность за преступления гитлеровского вермахта. Из сознания этой ответственности я и пишу.
И еще один ответ Бёлля на той встрече в Союзе писателей СССР поразил меня как одессита. На вопрос, знает ли он русскую литературу, Бёлль ответил:
— Вашу литературу люблю и хорошо знаю. Чехов, Толстой, Достоевский — мои учителя. Особенно люблю Гоголя, силу его дыхания. Из классиков позднего периода мне ближе всех Бабель. Мне кажется, ему лучше всех удалось изобразить то сложное и бурное время, в котором он жил и писал. На немецком телевидении делают серию фильмов «Писатель и город». У них в планах «Кафка и Прага», «Лорка и Гренада», «Джойс и Дублин». Мне предложили тему «Достоевский и Петербург». Я согласился, но предложил и свою тему — «Бабель и Одесса».
К сожалению, фильм этот Бёлль не сделал. И в послевоенной Одессе не бывал. Но оккупированная фашистами Одесса отражена в его романе «И не сказал ни единого слова», где немецкий солдат Фред Богнер пишет из Одессы своей возлюбленной письма, в которых военная цензура вычеркивает и описания тягот войны, и все, что творят в оккупированном городе фашистские «сверхчеловеки», оставляя в этих письмах только слова признания в любви...
Работая над эти очерком, я перечитал роман Бёлля и снова увидел полуразрушенную воздушными бомбардировками и оккупированную румынскими и немецкими войсками родную Одессу, в которой мне, одиннадцатилетнему мальчику, пришлось пережить и осаду, и смертельное дыхание одесского гетто.
И вспомнилось, когда в конце декабря 1941 года мы брели по скованным морозом одесским улицам на Слободку, где в огромном здании бывшего общежития Водного института (сейчас там экипаж Морской академии), оккупационными властями было организовано еврейское гетто, я увидел возле занесенного снегом Дюковского сада двух немецких солдат. Они тянули к стоявшему в глубине сада невысокому особняку телефонный кабель. Увидев нас, солдаты остановились и, потирая замерзшие руки, стали смотреть на сизых от холода женщин, тащивших на санках немощных стариков, на старух, ведущих за руки закутанных до самых глаз детей, на растянувшееся по всей улице печальное шествие одесских евреев, бредущих по уходившей в гору заледеневшей дороге на уготованную им Голгофу.
Вряд ли один из тех солдат был Генрихом Бёллем. Ведь в гитлеровском вермахте телефонистов было не счесть. А может, это был и он...
Умер писатель 16 августа 1985 года.
В материалах, которые помогли мне написать о Генрихе Бёлле этот очерк, есть некролог, подписанный его советскими друзьями. Приведу его полностью:
«Писатель Генрих Бёлль не умер, его слово живет и будет жить. С первых русских изданий он стал для нас из самых любимых, для многих — жизненно необходимых писателей. И хотя с 1975 года он стал неугоден советским властям, его книги в Советском Союзе больше не издавались, но они продолжают неизменно читаться.
Умер Генрих Бёлль — друг и заступник страдающих, преследуемых людей. Он был христианином, для которого заповедь любви к ближнему была основой жизни. Он был наделен редким даром сострадания.
Когда в Москве, Ленинграде, Киеве преследовали литераторов, арестовывали и судили невинных, за них заступался Генрих Бёлль. Он писал прошения, протесты, звонил членам правительства, убеждал в невиновности арестованных советских писателей. Он помогал всем этим людям не только словом, но и деньгами и лекарствами.
С любовью, ревниво он следил за новой русской литературой, в своих докладах и интервью говорил о книгах Паустовского, Бабеля, Трифонова, Пастернака, Евгении Гинзбург, Войновича, Аксенова и многих других.
Для тех, кто его знал, он был не просто литературным авторитетом, но и неизменным нравственным мерилом, олицетворением чистой совести.
На земле немало хороших писателей. Но такое, как у Бёлля, сочетание художественного слова и братского человеколюбия мы можем сравнить разве что со Львом Толстым и Владимиром Короленко.
Без Генриха Бёлля нам труднее будет жить».
Под некрологом подписи Василия Аксенова, Георгия Владимова, Сергея Довлатова, Виктора Некрасова, Беллы Ахмадулиной, Андрея Синявского, Льва Копелева и Раисы Орловой.
Вот таким был солдат вермахта Генрих Бёлль, так и не создавший, к сожалению, фильм «Бабель и Одесса»...
Аркадий Хасин