|
|
   |
В Одесском историко-краеведческом музее (Гаванная, 4) работает выставка «Одесса. Оккупация. Театр».
Дирекция музея решилась показать материалы, которые были долгие годы закрыты даже для исследователей, дополнив раритеты инсталляцией, созданной Екатериной Солодовой: вот гримерная, вот афишная тумба, вот «кострище» явно разбомбленного здания... Малоизвестные страницы из истории одесских театров периода оккупации, в частности, судьбы артистов, эстрадных исполнителей, руководителей творческих коллективов приоткрылись для посетителей выставки в экспонатах — уникальных фотографиях, рисунках, документах и личных вещах. Эти материалы частично обнаружены в музейных фондах, частично предоставлены Одесским ТЮЗом, коллекционерами Анатолием Дроздовским и Михаилом Пойзнером.
Как выяснилось, театральная жизнь в оккупированной Одессе бурлила. С октября 1941-го по апрель 1944-го работали театр оперы и балета, Театр эстрады, русский театр драмы и комедии Василия Вронского, театр камерной оперетты «Гротеск», украинский драматический, детский, «Интимный театр», зал консерватории, Театр обозрений, Современный театр, театр «Юность», театр-сад «Транснистрия», Театр-аудитория на Слободке и другие театры. По документам можно проследить, как примария одалживала фрачные пары из театрального гардероба труппы Вронского и отнимала зал «Интимного театра» в пользу консерватории (труппа этого коллектива изначально состояла в основном из консерваторских студентов, вот и сплелась интрига).
«Люди, умудренные жизненным опытом, избавлялись от газет и фотографий оккупационного времени, — сетует коллекционер Анатолий Дроздовский. — Но часть осталась. Долгое время того или иного артиста преследовали эти документы, дескать, хороший артист, но был в оккупации, вот фото в роли такой-то. Мы пытались собрать все, что есть сегодня по этой теме».
«Одесса в своей истории имеет много ярких и пестрых страниц, — дополняет Михаил Пойзнер. — История учит, что любое приукрашивание и утаивание может очень больно ударить в самый неожиданный момент. После 16 октября 1941 года Одесса принадлежала Румынии, стала столицей Транснистрии, вторым городом после Бухареста. Это был лакомый кусок, туристический центр, курорт. Театры оставались прежде всего пропагандистами русской культуры и напоминанием, что она еще вернется. Конечно, репертуар формировался так: немецкая пьеса, румынская, потом — русская классика. Ярлык сотрудничества с оккупантами приклеивался потом где надо и не надо. Меня возмущает следующий факт: в самое расстрельное время, после взрыва здания НКВД, «Интимный театр» обращается в примарию с просьбой разрешить открыть танцевальный зал, почему, дескать, нет в городе танцев? Конец этих людей часто был печален. Василий Вронский в 1951 году не умер даже, а сдох в Николаеве от голода, его наши войска настигли в Румынии, как и профессора университета Часовникова. Печален был конец Петра Лещенко...».
«Блистала в оккупацию на сцене оперы сопрано-«фольксдойче» Вера Адольфовна Губерт, исполняла ведущие партии. Ее супруг, Николай Дорош, служил в том же театре. Другая солистка оперы имела в мужьях офицера, который подписал пару документов об уничтожении евреев, и был расстрелян за это после, — рассказывает научный сотрудник музея Оксана Кривохацкая. — Что любопытно, петь по-румынски оперных артистов никто не заставлял. Как было принято в советских театрах, вся классика шла в переводе на русский язык. Зато афиши печатались по-румынски: «Corsarul», «Lacul lebedelor» (балеты «Корсар» и «Лебединое озеро»), «Mireasa torului» (опера «Царская невеста»)... Репертуар утверждала примария, но она не вмешалась, когда балет «Свадьба в Карпатах» некоего Константинеску с треском провалился».
«Европейский опыт показывает, что выставить в постоянной экспозиции удается всего 4-5 процентов от музейного собрания, — резюмирует директор краеведческого музея Вера Солодова. — Выход: устраивать вот такие тематические выставки. Мы поделили пространство зала на две части: все, что касается сцены, артистов, — и документы, издания, рисунки, касающиеся жизни оккупированного города в целом».
«Пространство сцены» музейщики украсили веерами двух примадонн, к периоду оккупации отношения не имевших. Так, черный веер принадлежал Ольге Благовидовой, белый — Людмиле Сатосовой, а вместе они напоминают о наивности попыток окрасить мир в черный и белый цвета. Ведь оккупированная Мельпомена облегчала жизнь многим простым одесситам, которые шли в зал на встречу с искусством любимых артистов, с русской и украинской речью. Возможно, у горожан сегодня имеются материалы и предметы, которые помогут раскрыть тему более полно, — в музее им будут рады. Прошли времена замалчивания, пора трезво взглянуть на наше общее прошлое.
София Левкович. Фото Олега Владимирского