|
|
   |
Сестра Николая жила на Канатной, в самом начале улицы, откуда хорошо видны море и порт. Жила в старом обшарпанном доме, настолько старом, что, казалось, с него и начиналось когда-то строительство домов на этой улице.
Дверь мне открыла девочка лет десяти. Когда я спросил, где хозяйка, девочка смущенно ответила: «Бабушка на крыше. Скоро придет. Входите».
Я вошел в комнату, уставленную полками с книгами. Книги лежали на столе, на подоконнике, а несколько книг прямо на полу. Оглядевшись, поставил в угол посылку и присел на скрипучий стул. И тут, вслед за мной, в комнату стремительно вошла пожилая женщина с растрепанными седыми волосами.
Увидев меня, улыбнулась:
— Вы от Николая? Он звонил, говорил, что вы должны прийти.
Я кивнул и назвал себя. Женщина протянула шершавую руку:
— Раиса Григорьевна. — И, приглаживая волосы, словно оправдываясь, добавила: — Ветер телевизионную антенну погнул. Пришлось выравнивать.
— И вы не побоялись подняться на крышу?
— Побоялась? Да для меня крыша, что эта комната!
Я удивленно посмотрел на нее. Но за крепким ароматным чаем, которым угостила меня хозяйка квартиры, услыхав историю ее жизни, понял, что она права.
Когда в начале Великой Отечественной войны, в 1941 году, немецкие самолеты стали бомбить Одессу, Раисе Григорьевне исполнилось 15 лет. В домоуправлении наравне со взрослыми ей выдали противогаз и внесли в график дежурств на крыше дома.
Как только в городе начинали выть сигналы воздушной тревоги и в небе с характерным тяжелым гулом появлялись немецкие бомбардировщики, улицы пустели, и только на крышах домов можно было видеть дежурных. В их обязанности входило тушить зажигательные бомбы.
Упавшую на крышу «зажигалку», со злым шипением разбрасывавшую сноп искр, вызывавших пожар, быстро засыпали песком. Песок таскали на крыши в ведрах и кастрюлях и хранили в «пожарных» ящиках, сбитых из досок и фанеры. И все это делали сами жильцы, в основном, женщины, проводившие на фронт мужей и сыновей.
Во время этих дежурств, когда над городом с пронзительным воем проносились фашистские бомбардировщики, сбрасывая на мирные дома свой смертоносный груз, когда воздух сотрясался от залпов зенитных орудий, а крышу заволакивало смрадным дымом от рвущихся где-то рядом фугасных бомб, Раисе Григорьевне вместе с другими женщинами не раз приходилось тушить падавшие на крышу злобно шипящие «зажигалки», спасая от пожара свой дом и рядом стоящие дома.
И здесь же, на чердаке, под той самой крышей, которую она спасала от зажигательных бомб, все годы, пока длилась оккупация фашистами Одессы, она прятала свою школьную подругу, еврейку Лилю.
В этом помогала ей мать. По ночам они выводили Лилю на крышу подышать воздухом, со страхом прислушиваясь к доносившимся с улицы шагам вражеских патрулей.
Моему другу Николаю, брату Раисы Григорьевны, было тогда 5 лет. И в то, что делали старшая сестра и мать, его не посвящали...
Когда я ушел от Раисы Григорьевны, был уже поздний вечер. После всего услышанного идти домой не хотелось. Я подошел к балюстраде, внизу которой переливался огнями порт.
Со стороны Пересыпи в небо поднялся широкий луч прожектора, опустился к морю, осветил стоявшие на рейде суда и, дымясь и тускнея, ушел к горизонту.
Снизу, из порта, доносился лязг железнодорожных вагонов, хриплые гудки буксиров и мерное уханье гидравлического молота, забивающего сваи под строящийся где-то в порту новый причал.
Порт жил своей напряженной жизнью, не прерывающейся ни днем, ни ночью. И вклад в эту жизнь самого большого на Черном море порта, как и в жизнь других черноморских портов и городов, наравне с воинами Советской армии, победившей страшного врага — немецкий фашизм — внесла и женщина, у которой я был в гостях, в 15 лет тушившая на крыше своего дома немецкие зажигательные бомбы и спасшая от неминуемой смерти, на которую гитлеровским фашизмом были обречены евреи, свою школьную подругу Лилю.
К сожалению, Раисы Григорьевны уже нет в живых. Ее сбила машина. Промучившись несколько дней в больнице, она умерла. Об этом я узнал недавно, решив заглянуть к ней в гости. Дверь мне открыла чужая женщина. Она и рассказала мне об этом. А квартиру продала этой женщине родственница Раисы Григорьевны. Она и забрала к себе ее внучку.
Одесские крыши...
С ними и у меня связаны свои воспоминания.
Вскоре после окончания Великой Отечественной войны командующим Одесским военным округом был назначен маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Было это в 1946 году.
Имя прославленного полководца, благодаря таланту и железной воле которого советским войскам удалось отстоять Ленинград и Москву, совершившего в годы войны ряд еще выдающихся побед и подписавшего от имени Советского Союза в поверженном Берлине в ночь с 8 на 9 мая 1945 года акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, было известно каждому.
Много лет спустя я прочитал в книге Эдварда Радзинского «Сталин», что Г. К. Жуков был назначен командующим Одесским военным округом потому, что «вдохновитель и организатор всех побед советского народа», как говорилось тогда каждый день по радио о Сталине и как писали о нем советские газеты, не мог простить Г. К. Жукову его славы. Поэтому и сослал выдающегося полководца подальше от Москвы.
Но как бы там ни было, весть о том, что Г. К. Жуков в Одессе, быстро облетела город. Увидеть маршала стало заветной мечтой одесских мальчишек. Но где?
И вот накануне празднования 1 Мая по городу разнесся слух, что военный парад на Куликовом поле будет принимать маршал Советского Союза Г. К. Жуков.
Все знали, что в этот день с раннего утра все подходы к Куликову полю будут оцеплены милицией. И пройти туда, чтобы увидеть военный парад, можно будет только по специальным пропускам.
Поэтому за несколько дней до парада я со своим другом Сережей Багдасарьяном побывал на Куликовом поле. Мы выбрали дом, с крыши которого можно было видеть не только прохождение по Куликову полю войск, но и трибуну, на которой должен был стоять принимающий парад маршал Г. К. Жуков.
В день парада мы вышли из дома, как только начало светать. Город был украшен транспарантами, гирляндами разноцветных лампочек, а у ворот домов были вывешены красные флаги.
И даже развалины разбомбленных домов не смотрелись так мрачно, как всегда, словно и они принарядились к празднику.
Мы подошли к воротам выбранного нами дома, зашли в пустынный двор и по пожарной лестнице поднялись на крышу.
Мы были уверены, что кроме нас там никого не будет. Но не тут-то было! Вся крыша была заполнена не только мальчишками, но и взрослыми. У некоторых из них в руках были бинокли. А у одного лохматого старика даже подзорная труба. Непонятно было не только где он ее взял, но и как вообще забрался на крышу!
Ждать начала парада нужно было долго. Но зато с крыши хорошо видно было Куликово поле и начавшие прибывать на него войска.
И вот — Жуков!
Он прибыл в открытой машине, легко поднялся на трибуну и стал здороваться с собравшимися там руководителями города.
После первомайского праздника в городе только и было разговоров о прославленном маршале, которого видели многие одесситы — участники праздничной демонстрации, начавшейся после военного парада.
Летом того же 1946 года в Городском саду открылся Летний театр. В Одессу начали приезжать тогдашние знаменитости — Клавдия Шульженко, Леонид Утесов и даже вернувшийся из многолетней эмиграции Александр Вертинский. Денег на билеты у нас с Сергеем не было, но опять же — выручали крыши.
Над Летним театром возвышался дом, вход в который был с Малого переулка. С крыши этого дома был виден весь Летний театр, и, сидя на крыше, как на галерке, мы видели и слышали прославленных артистов.
А когда в Одессе появилась китобойная флотилия «Слава» и возвращения ее с китобойного промысла из далекой Антарктики становились для одесситов настоящим праздником, тогда не только порт и Приморский бульвар, но и крыши прилегающих к порту домов заполнялись приветствующими китобоев людьми!
Вот такие воспоминания навеяла на меня встреча с бывшим гитлеровским солдатом, который, попав в советский плен, восстанавливал в Одессе разрушенные немецкими бомбами дома...
Аркадий Хасин