|
|
   |
Большого формата фотография. Внизу подпись: «Встреча кавалеров ордена Славы трех степеней, посвященная 25-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов, Москва, апрель 1970 года».
Триста пятьдесят героев, удостоенных за беспримерное мужество и отвагу самой почетной солдатской награды, запечатлены вместе с выдающимися советскими военачальниками. Рядом с маршалом Советского Союза И. X. Баграмяном наш земляк Александр Васильевич Кармазин. Он рассказывает о своей жизни, о боевом прошлом:
— Вся моя жизнь, за исключением военных лет, связана с Одесщиной. Родился я в 1913 году в селе Новогеоргиевское Ананьевского района в семье крестьянина, учился в школе, в 1935—1937 годах проходил действительную службу в Красной Армии, после демобилизации работал на судостроительном заводе в Николаеве.
Война для меня началась за два года до Великой Отечественной. В 1939 году принимал участие в освобождении Западной Украины и Белоруссии, а с зимы 1938-го до весны 1940 года — в финской кампании. Был тогда младшим командиром — начальником полковой радиостанции. В начале Великой Отечественной войны воевал под Москвой. Был тяжело ранен. Когда выписался из госпиталя, моя часть воевала под Харьковом. Все свои ордена Славы получил, будучи разведчиком, но это было гораздо позднее. Сперва расскажу об одном фронтовом эпизоде.
Был я тогда старшиной противотанковой роты. Под Яссами шел сильный бой. На позицию, которую удерживали мои бойцы, ползли два тяжелых немецких танка, впереди — бронетранспортер. Наше оружие состояло из одной 45-миллиметровой пушки и четырех противотанковых ружей (ПТР). Вот уже один танк загорелся, второй начал отходить. Вдруг выскочили сразу двенадцать бронированных машин. Головной танк орудийным выстрелом уничтожил первый расчет противотанкового ружья — два человека погибли, но ружье оказалось неповреждённым. Еще несколькоко секунд, и танк прорвется на незащищенном участке. Я схватил ружье, втиснул приклад в плечо и жду. Очевидно, экипаж вражеского танка считал, что тут уже никого нет, и больше не стрелял. Когда танк повернулся бортом, я нажал спусковой крючок. Танк задымился. Вторым выстрелом заклинил башню соседнего танка, он так и ушел с отвернутой башней. В других боях подбил бронетранспортер, уничтожил несколько автомашин. Многих гилеровцев мы взяли в плен.
Почему стал разведчиком? Началось со случая. Один раз, а потом и в другой попал в состав разведроты и попросил в ней оставить.
Выло это на территории Польши. В июле 1944-го туда перебросили нашу стрелковую дивизию. Тылы и кухня отстали. Командир полковой разведки приказал уточнить обстановку. С группой в пять человек пошли в ближайшее село. Было два часа ночи. Вдруг — цокот копыт. Дал команду залечь по обе стороны дороги. Когда всадник поравнялся с нами, я выскочил, схватил его за ногу и перебросил на руки подоспевшему разведчику. Посадив связанного на коня, отконвоировал вражеского офицера в часть. Остальные бойцы продолжали выполнять задание. «Язык» оказался капитаном и дал ценные сведения. Это было особенно важно в незнакомом месте. Коня я подарил своему командиру полка, он доехал на нем до Берлина. За этого «языка» получил орден Славы III степени.
В начале января в Польше перед общим наступлением вновь был нужен «язык», к тому же такой, который бы многое знал. Простой солдат не годился. По данным воздушной разведки, штаб немецкой танковой дивизии находился в школе. Мы захватили с собой немецкую солдатскую форму (один из семи разведчиков знал немецкий язык, и это нам очень пригодилось).
Первый день прошел безрезультатно. Местная жительница, работавшая в школе уборщицей, сообщила, в каком помещении находится самый старший офицер. Окно в этой комнате она оставила приоткрытым. Штаб охраняли четыре танка, внутреннюю охрану осуществляли автоматчики. Молдаванин Григорий Борча бесшумно поснимал трех часовых. Мы вскочили в окно и захватили офицера, который спал. Связали. Как был в нижнем белье, так и повели, только шинель накинули.
Добраться к своим сразу не удалось. Ночь провели в лесу, под носом у немцев. С боем вместе с «языком» вышли из окружения. Когда его доставили к своим и допросили, оказалось, что мы захватили самого командира дивизии. Понятно, что и сведения он дал очень ценные.
Второй орден Славы мне вручал командующий армией. Но получить награду сразу не посчастливилось. Помешало тяжелое ранение.
Под Кенигсбергом натолкнулись на дот, обстреливавший наши войска с выгодной позиции. Мне приказали его уничтожить. На штурм со мной пошли 17 автоматчиков, один был с ручным пулеметом. Мы взяли много гранат. Захватили в плен шестерых немцев, до двух десятков убили. В доте оказалось орудие с бронированным козырьком — такое трудно уничтожить даже с самолета. Совсем рядом разорвалась немецкая мина. Большое количество мелких осколков впились мне в голову, в бок и ногу. Долго пролежал в госпитале. За этот дот я был награжден орденом Славы I степени. Несколько лет меня разыскивали. Награду получил только в 1952 году.
...Я прикоснулся к орденам Славы, прикрепленным к пиджаку Кармазина выше остальных наград. Вот орден I степени за № 1189. Всего за войну орденом Славы трех степеней были награждены 2398 человек, почти впятеро меньше, чем присвоено звания Героя Советского Союза. Орден этот тяжелее соседних, потому что выполнен из золота. Да какой металл можно сравнить с весом 18 осколков, что навсегда остались в теле солдата, и с болью от утраты товарищей, не вернувшихся с самой тяжелой войны!
Феликс Каменецкий