|
|
   |
Окончание. Начало в номере за 15 апреля
— В спортроте началась новая жизнь?
— Там я познакомился с другом на все времена — Ромой Песиным, он для меня в жизни — человек № 1. Ну, и результаты резко пошли вверх. В 1965 году я в первый раз выехал на международные соревнования. Тогда на чемпионате Европы выиграл все, что только возможно. Весь год сложился на удивление удачно — чемпионат СССР тоже впервые выиграл. В общем, решил, что дорожка наверх мне коврами выстлана, что на небесах все для меня расписали хорошо. Дурной был. Наказание последовало через год. На чемпионате мира был в хорошей форме, числился среди фаворитов. Но... На третьем или четвертом выстреле потерял чувство времени. Впервые в жизни это случилось — выцеливал, выцеливал и вдруг обалдел — пелена какая-то. А это уже забор. Как ни старался потом, выше 6-го места подняться не смог. Это считалось провалом.
— А дальше?
— А дальше… Так обстоятельства сложились... У нас, «оленебоев» (стрелков по «бегущему оленю» — предтече «кабана»), веселая гоп-компания сложилась. Ганя Никитин, Валерьян Мазин, Володя Веселов: все парни — не промах. Особенно Мазин! Вокруг него всегда шутки, смех, подначки. Остальные тоже не отставали. После тренировки нередко позволяли себе расслабиться. Но в меру. И пошла о нас соответствующая слава, хотя тот же Никитин исключительный режимщик был. Я же никогда в «белых воронах» не числился, от коллектива не отставал. Как-то вызывает меня главный тренер сборной СССР Андреев (очень закрытый был человек, дистанцию со спортсменами держал постоянно) и спрашивает: «Железняк, как часто вы пьете?». Отвечаю: «На Новый год, 1 Мая, 7 ноября, в свой день рождения, день рождения мамы, жены, детей, друзей». — «Хватит. Чтобы остаться в сборной, вам этот список нужно сократить». — «Не знаю, что вы обо мне думаете, но ваш источник информации лжет». И записали меня в пьяницы и дебоширы. Настроение это, конечно, не поднимало, но я рук не опускал, сделал выводы из неудачи на чемпионате мира и в 67-м году набрал потрясающую форму. С одной стороны, понимал, что в сборную попадаю железно, с другой — чувствовал: что-то не то. А когда меня в очередной раз заставили участвовать в контрольной перестрелке со спортсменом, который максимум мог претендовать на роль запасного, подошел Саша Забелин, заслуженный мастер спорта, пистолетчик: «Ян, ты что, не понимаешь, что никуда не поедешь? Выиграешь сегодня — назавтра новую контрольную назначат. А когда сорвешься, скажут, что это решающая. Поверь моему опыту, вижу, что тебя просто не хотят везти, так что не рви жилы, береги нервы». — «Но почему?!» — «Подумай». — «Что думать?» — «Только шестидневная война закончилась. Надо бы соображать в твоем возрасте и с твоей национальностью». Долго еще гуляла шутка, пущенная каким-то остряком: Железняка считать одной из жертв шестидневной войны (между Израилем и арабскими странами — А. М.).
— Так можно было совсем закончить со спортом.
— Я и не собирался продолжать. На мне висели погоны старшины сверхсрочной службы, полгода нужно было дослужить. Неожиданно присвоили офицерское звание. Ладно, думаю, окончу институт, а потом уволюсь. На соревнования ездить перестал — только на внутренние, по службе. Солдат тренировал. Вес набрал. Так на старом багаже протянул два года.
— Что же заставило вернуться в большой спорт?
— Включение «бегущего кабана» в олимпийскую программу. Это теперь все грамотные, а тогда в нашей закрытой стране Олимпиада была, как манящая сказка. Хоть глазочком хотелось взглянуть: что это такое?!
— Пришлось начинать с нуля?
— Если не с минуса. Друзья удивлялись: Ян, что с тобой? Единственный из шумной плеяды «оленебоев» я выходил на утреннюю зарядку, ровно в 23.00 укладывался спать. Ребята не хотели со мной в один номер селиться, знали, что вечером меня обязательно придут проверять. Но не обращал внимания — знал: пашу для своей пользы. Это были самые тяжелые минуты в моей жизни.
— Неужели так трудно обуздывать свои желания? Цель ведь того стоила.
— Не в этом дело. Если бы не цель, я бы давно все бросил. Потому что руководство сборной устроило мне форменный террор. На чемпионате страны 69-го года выиграл три медали. После соревнований сидим в гостинице, играем в кинга. Ребята закурили, я — нет. Открывается дверь, заходит целая делегация во главе с главным тренером сборной Евгением Ивановичем Поликаниным. Сразу ко мне: «Так, Железняк, а мы надеялись, что ты одумался». Не спеша, вынимаю из кармана нераспечатанную пачку сигарет, демонстративно прикуриваю и задаю ответный вопрос: «От чего одумался? Может, расскажете мне?». Он только рукой махнул, развернулся и ушел.
Ладно, рук не опускаю, продолжаю себя истязать. В 71-м выигрываю Спартакиаду народов СССР с рекордом страны выше мирового (мировые рекорды регистрировались только на официальных международных стартах). Команда едет на чемпионат мира, я — в Одессу. Но нервных движений, как в 67-м году, не делаю, надежды не теряю. Провалили мы чемпионат. Идет «разбор полетов» на коллегии Спорткомитета СССР. Поликанин докладывает, представляет список кандидатов: на два места в олимпийскую команду — шесть фамилий. Председатель спорткомитета Сергей Павлов спрашивает: «Скажите, а почему в сборной нет человека, который стреляет лучше шведов, американцев, немцев, которым вы проигрываете, чей результат выше мирового рекорда?» — «Железняк, действительно, хороший стрелок, но он нарушает режим». — «В чем это выражается?» — «Он курит». В зале — хохот. Павлов подождал, когда стихнет смех и выдал: «Значит, так. Если он принесет мне медаль любого достоинства, я не только официально разрешу ему курить, но еще и бутылку поставлю».
— С такой поддержкой путь в сборную был, наверное, открыт?
— Не взять меня уже не могли, но теперь Поликанину с компанией необходимо было доказать, что я именно такой, каким они меня выставляли. Чего только не было! И со сборов отчисляли, и слухи о том, что Железняк в решающие моменты ненадежен, распространяли, и новым оружием обделяли... Зато когда у меня, первого из наших стрелков на Олимпиаде, появился шанс выиграть медаль, готовы были на руках носить.
— Как развивались события в Мюнхене?
— Регламент был такой: в первый день две серии медленного бега и две — быстрого. Во второй — еще по одной серии. Первый выстрел. Прицелился: мушка уцепилась не в самый центр. Понимаю, что «девятка», но мушка, как тисками, зажата. И тут я впервые в жизни умышленно выстрелил в «девятку» — вспомнил 67-й год. Второй, третий выстрелы — снова «девятки». «Так, Железнячок, — думаю, — спокойно. Три выстрела — три потери. Соберись». И пошли «десятки». После первого дня отрыв от второго места — целых 4 очка. На следующий день подвигов совершать не надо, нужно просто спокойно отстрелять на том гарантированном минимуме, который я имею. В команде — ажиотаж. Начали-то мы неудачно — ни одной медали даже близко нет. А тут — сразу золотая.
Следующим утром встал раньше всех. Позавтракал в одиночестве и отправился на стрельбище. Через какое-то время влетает Поликанин, нервный, небритый: «Ты здесь? Почему никому не сказал?». Как будто я перед ним когда-то отчитывался! Надо отдать ему должное, понял. Засылает ко мне Юрия Степановича Никандрова, который приехал в группе туристов. Мол, два одессита поймут друг друга. Ну, Степаныч — умница, говорит: «Янчик, меня прислали тебя поддержать, но ты, по-моему, сам знаешь, что делать. Не буду тебе мешать».
Осталось сделать последнюю серию, а мыслишки лезут: «Неужели выиграю?». По натуре я — очень эмоциональный человек, трудно было сохранять хладнокровие. Но не зря себя все эти годы «строил», каждое движение до миллиметра выверял! Последний выстрел, в тире — овация, а на душе пусто. В раздевалке пытался себя растормошить — я олимпийский чемпион! — не получается, даже обидно стало. Потом пошли поздравления — украинский министр Бака, наш Горбачев Евгений Георгиевич, Никандров. В номер ребята спиртного столько принесли, что на несколько дней хватило.
— А что Павлов, обещание сдержал?
— Тут вот какая история вышла. Пригласили меня на телевидение. По пути меня перехватывает Куприянов — председатель ЦС «Динамо», генерал: «Пошли к Павлову!» — «А что случилось?» — «Он ведь обещал бутылку поставить!» — «Зачем к Павлову? Пошли в мой номер: у меня выпивки — залейся». — «Э, нет, пусть слово держит». Но мы председателя не застали. Впрочем, от этого мое настроение не ухудшилось.
— Ян Ильич, приятно в юбилейные дни вспоминать славное минувшее. А как вы оцениваете положение вашего вида спорта в Украине сегодня?
— После моего успеха в Мюнхене олимпийскую медаль в Украине пришлось ждать больше двадцати лет, пока в 2004 году Лена Костевич не выиграла «золото». Подъем начался после прихода на пост главного тренера страны моего товарища, к сожалению, уже покойного Толи Куксы. Благодаря его железной воле, международным контактам (иностранные фирмачи обеспечивали наших стрелков оружием почти что задаром), стал возможен стремительный прогресс. Успех Костевич повторили Артур Айвазян и Сергей Петрив. Призерами Игр становились Юрий Сухоруков и та же Елена Костевич (дважды). На последней Олимпиаде в Рио-де-Жанейро 2-е место занял Сергей Кулиш. Но перспективы пулевой стрельбы в Украине туманны. Раньше в нашем виде спорта конкуренция была сумасшедшей. А теперь… Как-то мне на глаза попался отчет одесского облспорткомитета за 1960 год: в области функционировало 2,5 тысячи тиров! Вдумайтесь: если каждый тир в течение года подготовит одного перворазрядника — это ж можно целую олимпийскую команду укомплектовать. Потому что массовость выдвигала разрядников, разрядники — мастеров и так далее. А сколько сегодня действующих тиров? Раз, два и обчелся. Поверьте, я не пессимист, я — реалист.
Анатолий Мазуренко