«Я начальник самого большого в мире пароходства...»

Проходя как-то по узкой тропинке Второго христианского кладбища, я внезапно наткнулся на могилу Олега Константиновича Томаса — одессита, легендарного начальника Одесского порта, затем и всемогущего начальника Черноморского морского пароходства (ЧМП). За металлической оградкой более чем скромный памятник, рядом — могила матери.

Сразу припомнилось 1 марта 1989 года, пасмурный день, холодное небо. В этот день не стало Олега Константиновича, трагически ушедшего из жизни. Кому и о чем сегодня говорит его фамилия?..

СЕГОДНЯ — это когда уже давно нет Черноморского морского пароходства; когда Одесский порт находится, увы, в тени своего былого величия; когда в Одессе, на Итальянском бульваре, в 2016 году варварски был снесен памятник деду Олега Константиновича — Михаилу Дмитриевичу Томасу, одесситу, активному участнику революции 1905 года, человеку, непосредственно связанному с событиями на броненосце «Потемкин»; когда уже нет ни улицы, ни сквера имени этого героического человека. Таковы реалии сегодняшнего дня...

...В конце 1979 года Олег Константинович был приглашен на работу в институт «ЧерноморНИИпроект» на должность главного специалиста отдела проектирования портов и судоремонтных заводов. Вплоть до конца 1987 года, до перехода в институт «ЮжНИИМФ» (теперь «УкрНИИМФ»), он работал начальником этого отдела. В «ЮжНИИМФе» руководил разработками «Генеральных схем развития морского транспорта до 2005 года».

А близко познакомились мы случайно. Как-то он узнал, что я серьезно интересуюсь старой Одессой и историей Одесского порта; что у меня большая коллекция дореволюционных почтовых открыток Одессы, включая различные виды порта. С тех пор, если в разговоре с кем-то возникали какие-либо вопросы по истории Одесского порта и его объектов, Олег Константинович тут же звонил мне. Я, в меру своих познаний, часто участвовал в таких «разборках».

В работе Томас отличался выдающейся скромностью. Портовое хозяйство знал досконально. К людям относился по-доброму, никогда не позволял себе повысить голос или дать понять, что он начальник. Как-то раз на оперативке директор института спросил: «Почему от вашего отдела никто не едет на выходные работать в колхоз?!». Томас ответил, что у всех есть на то конкретные причины. Директор зло пошутил: «Тогда хоть сами езжайте». Томас поехал...

Он мог терпеливо выслушивать поучения главного специалиста института по портам, который рассказывал ему (!) или при нем, как должен работать порт. Иногда Олег Константинович не выдерживал и тактично просил: «Я вас очень прошу... Очень-очень прошу... Ну, не надо...». На этом все разговоры о том, «как надо работать порту», заканчивались.

ОТ ТОМАСА я услышал подробности трагедии «Умани», затонувшей в январе 1964 года в Кадисском заливе, перевозя железорудный концентрат. Даже через много лет о гибели «Умани» помалкивали. Я же услышал мнение профессионала-эксплуатационника со всесторонней оценкой этого трагического события. Всё без утайки, в том числе о головотяпстве и бюрократизме чиновников ЧМП и Минморфлота СССР. Собственно, Олег Константинович и подвигнул меня к написанию книги с анализом обстоятельств, приведших к аварии (Исследовательский очерк «Умань». Последнее «прости»...» в книге М. Б. Пойзнера «Корабли моей памяти», 2006 г., ред.).

Одессу Томас любил безмерно. Хорошо знал окраины, восхищался мысом Большой Фонтан и Дачей Ковалевского. Недоумевал: «Зачем нужен был тупой эскалатор... на фоне «пальчики оближешь» Потемкинской лестницы?».

...Вообще о Томасе мне рассказывали много и многие.

Мои приятели с рефрижератора («банановоза») «Котовский» рассказывали, что в самом начале 70-х годов Олег Константинович был главным советским советником Министерства торгового флота и портов Кубы. Даже стал близким другом самого Фиделя Кастро! И вот как-то в Гаване, выезжая из порта, Томас проскакивал на джипе мимо группы наших моряков. Остановился: «Ребята! Быстро садитесь, подброшу к проходной». Те вежливо отказались. Тогда Олег Константинович, уже резким тоном: «Та садитесь, говорю! Я же знаю, что все вы выносите одеколон!!! А на проходной меня не останавливают!».

Рассказывают, что в 1981 году, в перерыве между заседаниями XXVI съезда КПСС, в Одессу прилетел Фидель Кастро. Он был гостем на этом съезде. Еще в аэропорту, рассмотрев встречающих, он настороженно спросил: «А где Олег?!». Ему наврали. Мол, отсутствует по объективным обстоятельствам. В то время Олег Константинович был в круговой опале. Изгнан и забыт. Всё решали в Москве и Одесском обкоме партии.

Но по себе я знаю, как относились к Олегу Константиновичу в Одесском порту. Он бредил Одесским портом. Он знал всё и всех. Помнили и его.

Летом 1984 года в порту, в тылу причала № 3, мы испытывали сваи из нового сварного шпунта зетового профиля. Испытательный стенд выглядел, мягко говоря, громоздко, и, конечно, всё было очень далеко от требований по технике безопасности. Я это понимал не хуже других. Но оставалось буквально день-два до завершения испытаний. И тут мимо проехал «пирожок», из него выскочил тучный мужик. Подошел и жестко скомандовал: «Не дай Бог, это рухнет! К утру всё разобрать! Иначе ждите не просто неприятностей!». Оказалось, что мужик этот заведует портовым складом где-то на Карантинном молу. Мои же объяснения никто не хотел слушать.

К вечеру я поехал в институт решать, что же делать. В коридоре случайно столкнулся с Томасом. Я стал возмущаться: «Какой-то там завскладом командует в порту парадом». Описал внешность этого завскладом. Томас с усмешкой заметил: «А! Это Яша Кушнир с третьего склада. Это не просто завскладом. Совсем не просто. Он имеет право подписи на вывоз из порта!». И затем: «Завтра, прямо с утра, подойди к нему и передай привет от Томаса».

Утром злополучный завскладом объявился сам. Поздоровавшись, я проронил: «Вам лично привет от Томаса». Завскладом тут же покраснел: «Вы знаете Олега Константиновича?!». Я кивнул. Тогда он: «К концу рабочего дня вам передадут для него ящик апельсинов и еще кое-что. И не переживайте, на проходной не остановят». Так без скандалов завершился важный для порта эксперимент. Впоследствии такие сваи были погружены в лицевую стенку причала №3 при его реконструкции.

КАК-ТО во время перекура у портовой «мусоросгоралки» один пожилой кочегар сказал: «Олег столько сделал для нас, что, если бы было можно, так его портрет здесь повесили бы вместо портрета Ленина». Это мнение было всеобщим.

Когда никто категорически не давал разрешения на погрузку на паром институтского грузового автомобиля-фургона для перевозки в Поти, одним телефонным звонком Томаса все запреты были сняты.

...В начале мая 1988 года я по блату попал в Межрейсовую базу моряков — работал над замечаниями издательства «Транспорт» по моей книге. В это же время здесь отдыхал и Олег Константинович. Утром он будил меня на зарядку, потом — пробежка. Вечерами, за бутылкой «Шампанского», он зачастую доверительно беседовал со мной и еще несколькими знакомыми.

Тогда я, дело прошлое, как-то разоткровенничался, затронув одну тонкую интимную тему. Олег Константинович обнял меня: «Если любовь закончилась, значит, она никогда не начиналась. Значит, ничего и не было». Его слова со мной всегда...

Томас рассказывал, как в 1963-м, в результате безответственной политики в сельском хозяйстве, страна осталась без хлеба. Как Одесский порт стал основным по перевалке импортного зерна. Как тогда в рекордные сроки портовики разгрузили «Манхеттен» — чуть ли не самое большое сухогрузное судно в мире. Как лично ему какая-то иностранная фирма (кажется, канадская) подарила новенький «Мерседес», который он тут же передарил нашему Инфлоту. И о послевоенной Одессе, и о безотцовщине, и о Водном институте, и о любимом баскетболе, и как потом начинал работать в Новороссийском порту.

Я часами слушал, тайком записывая его отдельные откровения. Думаю, сейчас уже можно рассказать и обо всем этом. Это тоже маленькие штрихи к портрету большого человека.

Я еще и сегодня слышу его хрипловатый голос... Прислушайтесь тоже.

Слободка

«...Я очень любил Слободку.

Слободка всегда напоминала мне еще ту старую Одессу. Чего только стоил один 15-й трамвай! А люди? А разговоры?!

Бывало, закончу работу. Голова трещит... Все-таки начальник ЧМП. Говорю водителю: «Давай на Слободку!». Отпускаю машину. Что, я сам дорогу назад не найду?!

Иду и... любуюсь вокруг. И было по-всякому.

Как-то вижу, за забором девушка вешает белье. Спрашиваю: «А может, помочь?». Она: «А ты откуда взялся такой?». «Та, — говорю, — морячок я. Вот только с рейса». Так слово за слово. А я ж тогда был холостяком... Понятно?!

...Утром иду звонить. Я-то знал, что на всей Слободке всего, может, телефонов-автоматов штук шесть: три — возле больниц (областной, детской и психушки) и еще три — возле музыкалки, спецмотобазы и, конечно, возле базарчика.

Вызываю свою машину — и на Ласточкина, в пароходство. В кабинете ванная, бреюсь. Всё, к работе готов!

Вот тебе моя Слободка!».

Масик

«Как раз, когда я вместо Голдобенко заступил начальником ЧМП, в Одессу прислали этого Масика. Был он тогда вторым секретарем Одесского обкома партии. Шишка! Говорили, что даже мимоходом где-то успел, окончил какой-то водный институт. И, может быть, поэтому считал себя большим специалистом по морскому флоту! Сам же он откуда-то из глухой Винницкой области. Может, даже когда-то впервые увидел в Одессе трамвай. Может, даже дергал трамвайные двери «на себя» — наверное, думал, что они именно так открываются.

Так вот, этот Масик, если не ошибаюсь, Константин Иванович, пытался меня учить, как надо руководить пароходством. Понятно, как я реагировал. При всех ставил на место. Вообще, он лихорадочно искал на меня любой компромат. Буквально везде искал.

Ну, вот, свадьбу моей дочери мы делали в «Адмиральском домике», на Межрейсовой базе моряков. По распоряжению того же Масика проверяли, как я рассчитывался за свадьбу. Искали-искали, но так ничего и не нашли. Правда, прицепились, что я не рассчитался...с официантами. Действительно, «через кассу» я не платил. Мы же в Одессе! А это же люди. С каждым рассчитался отдельно, наличными.

Ну, и зачем это говорить? Ну, сделали начет...

Ну, да Бог с ними».

Комитет партийного контроля

Где-то в году, кажется, 77-м или даже 78-м. Заходят ко мне в кабинет на Ласточкина двое парней. Лет так, наверное, по 35. Наглаженные, в костюмах и галстуках. С портфелями. Прически с проборами. «Здравствуйте, Олег Константинович! Мы из Комитета партийного контроля при ЦК КПСС (!!!). Откройте, пожалуйста, сейф!». Еще ТЕ коммунисты!

Всё это, наверное, после того, как я «завелся» с Масиком.

А эти ребята из команды самого Пельше (!!!). (Арвид Янович Пельше — председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС с 1966 по 1983 гг., ред.). И с большими полномочиями — могли отстранить от работы даже первого секретаря обкома!

Я тут же за внутренний телефон: «Начальника охраны ко мне!».

Заходит начальник охраны. Я: «Как эти люди прошли? Они разве работники пароходства? Напишите объяснительную по факту. А посторонних вывести!».

Они кинулись: «Вы как себя ведете?!». Я: «А вы как?! Я начальник самого большого в мире пароходства. Начинайте не с сейфа, начинайте уважать людей и их труд».

Думаю, что они так ничему и не научились».

ТАКИМ был Олег Константинович Томас — прежде всего дело и люди.

...Как-то возле экипажа средней мореходки на Канатной столкнулся Олег Константинович с молоденьким курсантом. Тяжело вздохнув, он произнес: «Ой, хлопчик! Как бы я сегодня обменял свою пароходскую мичманку на твою, курсантскую! С твоей стороны такой обмен был бы неравноценным. Хотя сейчас ты этого все равно не поймешь».

Мы тоже тогда не понимали Олега Константиновича...

...Отстраненный от больших дел, он буквально сгорал на глазах.

Ему было отмерено жизни неполных 59 лет.

В 1993 году сухогруз «Волжский-48» был переименован в «Олег Томас». В 2001 году «Олег Томас» был продан туркам, получил новое название «Cherokee». И сейчас бегает где-то в Босфоре, под мальтийским флагом. Олега Константиновича еще раз предали...

Теперь о Томасах в Одессе ничего не напоминает.

После его смерти ушло не одно поколение моряков и портовиков. Страна лишилась своего флота.

Но мы не должны лишиться памяти.

Памяти об этом светлом и благородном человеке.

Михаил ПОЙЗНЕР