|
|
   |
Окончание. Предыдущая часть здесь.
Сколько ни бросайся под поезд Анна Каренина, «любовь» и «счастье» остаются в сознании людей зарифмованными: в мужском сознании — ситуационно, в женском — перманентно. А в кинозалах женщины составляют такой же численный перевес, как и в храмах...
НЕИСПОВЕДИМЫ зрительские симпатии (именно они, напомню, определяют Гран-при нашего кинофестиваля). Мне странно, что цельный, тонкий, внятный и трезвый фильм датчанки Мэй Эль-Тухи «Королева сердец» не был отмечен вниманием не только зрительским, но и профессионального жюри Одесского МКФ. Возможно, именно по причине трезвости режиссерского взгляда, не льстящей ожиданиям зрительниц...
Первые же кадры фильма свидетельствуют о том, что сорокалетняя Мэй Эль-Тухи (мать — датчанка, отец — египтянин) вышла из И. Бергмана, как русская литература из гоголевской «шинели». Однако же — «вышла»: оттолкнулась и ушла. Общее с Бергманом — изобразительная стилистика и тонкость нюансов разработки человеческих взаимоотношений. Но никаких отсылов к дедушке Фрейду. Никаких эксцессов «подсознательного». Герои фильма Мэй Эль-Тухи отдают себе отчет в том, чего хотят, и сообразно действуют. «Страсти роковые», ожидалось бы, заданы тут древней, как мир, коллизией запретной, преступной любви. Ан, не дождетесь!..
...Дремучий лес, корабельные сосны и раскидистые дубы — изобразительная доминанта фильма (оператор — Яспер Спаннинг). Дремучий и первобытный, как, услужливо подсказывает нам кадр, человеческая натура.
В этом лесу люди живут с комфортом, приличным постиндустриальной эпохе: Анна (актриса Трине Дюрхольм), ее муж и две малолетние дочки — в комфортном обществе не торопятся обзавестись семьей и детьми, и мы застаем теперь героев фильма в кризисе среднего возраста. Вот что единственно неизменно издревле, неотвратимо и беспощадно: бег Времени. И если интеллигентный и кроткий супруг героини явно смирился с природной данностью, то трудно смириться Анне. Конфликт в фильме задан недвусмысленно: во всех отношениях состоявшаяся героиня недополучила в жизни удовольствия. В частности, сексуального: с мужем, как мы понимаем, дело, простите, швах.
Вам никогда не приходила в голову мысль, что личная трагедия неизбежной смерти часто, на поверку, сводится к глубокой обиде на жизнь за недополученные удовольствия? Во всяком случае, в нашем современном комфортном бытии...
«Секс» равняется — «жизнь»: так — биологически; отказ от секса — смерть при жизни: так — метафизически. Анна раздевается и рассматривает себя в зеркале. Нет, ее бы и в лучшем возрасте не произвели в секс-символы: спортивно-маскулинная современная женская особь, разве что субтильного сложения, — но добротно сохранившаяся... и умирать при жизни?! Климактерическая гормональная буря...
В миру наша Анна — адвокат, ведущий дела несовершеннолетних жертв всяческого насилия. Видя героиню в деле, мы отмечаем в ней чрезмерно развитую для юриста эмпатию: беды юных клиенток Анна принимает близко к сердцу и даже способна пойти против адвокатской этики, предписывающей строгий нейтралитет. Для молоденьких жертв насилия она — что мать родная. С таким раскладом, ввиду дальнейших событий, мы вправе ожидать любовной трагедии...
Как бы не так.
ОДНАЖДЫ пред Анной является... Он. О котором сразу, наметанным женским глазом, — прирожденный альфа-самец. Юный и прекрасный собою. Он — это Густав: сын мужа Анны от первого брака. Пасынок ее, стало быть. Несовершеннолетний, но половозрелый субъект девиантного поведения, которого отчаявшаяся в воспитательных усилиях мать отправила к отцу: ты, в конце концов, мужчина, ты с ним и поладь. Видимо, отец не принимал никакого участия в жизни сына, кроме сугубо материального, обусловленного законодательством.
Постепенно развивающийся и специфический интерес Анны к Густаву (кстати, молодой актер Густав Линд был гостем десятого ОМКФ). Долго думать не надо: античный сюжет! Преступная страсть Федры. И самое интересное здесь — как режиссер выворачивает древнюю и вневременную трагедию: иное время — иные песни в ситуации, когда «песнь всё та же, без сомненья». Фильм заставит нас во многом усомниться... кроме одного, о чем — ниже.
...Современная Федра совращает не такого уж неприступного современного Ипполита целеустремленно, делово и технично, не мучаясь запретом и четко зная, чего хочет: удовольствия. Увы, — во времена Бергмана эти дерзости возбранялись, — без порно не обошлось: очевидно, в современной Европе без этого сочли бы заявленную коллизию недостаточно внятной. Снято так, чтоб уж всякому наглядно было, — только и остается гадать, искусственный ли показали мужской орган или актерский (после графоманской порнухи Гаспара Ноэ под названием «Любовь», предъявленной Каннскому МКФ, с них станется). Это, как по мне, единственный изъян фильма.
Покупка Анной компьютера юному любовнику: дар «королевы» — фавориту.
...Применительно к фильму «Королева сердец» невозможно всерьез вести речь о любви: фильм не об этом, принципиально не об этом. Нельзя повести речь и о выворотной ситуации: о влюбившемся «Ипполите». Тут, скорее, иное: влечение к опытной партнерше, замешенное на самоутверждении, имеющее следствием желание доминировать, притязания собственника. Перед нами стопроцентный альфа-самец, невзирая на дефицит мужского начала в воспитании. Он ощущает себя в своем праве и не потерпит притворства: с какой, в самом деле, стати?
И, зарвавшийся в своих претензиях, нарывается на отпор: трезвый, жесткий, холодный, циничный. Любовь любовью, но свою деловую репутацию новая Федра перед перспективой разоблачения будет отстаивать с цепкой хваткой опытного юриста. Какие уж там страсти роковые. Античная Федра оклеветала пасынка, страшась мужнина гнева. Для современной Федры пятно на репутации ювенального адвоката, может быть, пострашнее Тезеева меча: оно чревато потерей комфорта.
«ЛУКАВО сердце человеческое и испорчено крайне, — кто узнает его?». Из фильма «Королева сердец» понимаем: сердце современного человека уж если чем и испорчено, то не страстями, пусть таковые и сто раз темны. «Другой» как предмет потребления, как источник удовольствия, как условие самоутверждения, — вот это и есть, сплошь и рядом, смысл взаимоотношений в современном мире, «когда жизнь в комфорте проповедуется».
Склонный к демонстративным эксцессам современный Ипполит погибнет: нелепо и при темных обстоятельствах, — скорее всего, вполне случайно.
А что же интеллигентный и толерантный супруг новоявленной Федры?..
...Во времена Федры-оригинала у ее соотечественников было в ходу понятие Рока. Роковое возмездие зачастую было лишено видимой логики: кто-то в роду, какая-нибудь седьмая вода на киселе, совершил проступок в глазах богов, и спустя годы несчастье постигает неповинного, какого-нибудь Эдипа. Зафиксировано схожее воззрение и в еврейском Писании: «Я Бог-ревнитель, карающий детей за грехи отцов до третьего и четвертого рода». Несправедливо? Но, может быть, «темные» люди античности прозревали, ощущали то, что мы, современники физики Бора и Гейзенберга, называем «нелинейной зависимостью»?..
«Королева сердец» и здесь дает выворотный вариант: роковая утрата постигает хорошего человека, мужа Анны, который вот-вот сейчас, казалось бы, налаживает взаимопонимание с отпрыском, не подозревая о «подставе», о мужском соперничестве, об удовлетворении сына тайной местью отцу-отступнику. Насколько же он хорош, отец и идеальный муж? Какая такая ему «обратка прилетела»?
Вот ведь о чем вышла притча: не о любви и не о страсти, а об ответственности. Можно оспорить утверждение о том, что ты в ответе за того, кого приручил: на что распространяется эта ответственность и не создает ли она почву для манипуляций. Но вот за того, кого ты произвел на свет, ты уж точно в ответе, хотя бы до его совершеннолетия. В фильме «Королева сердец» кара постигает человека за предательство. Его трезвомыслящая супруга — слепое орудие Рока...
...Последние кадры фильма — скорбный путь внешне благополучного семейства: на похороны.
ТРОГАТЕЛЬНАЯ «повесть о первой любви» взяла на фестивале верх над строгой притчей «Королева сердец»: фильм 40-летнего Левана Акина «А потом мы танцевали». Мне остается развести руками и спихнуть функции рецензента на социопсихологов. Выскажу несколько соображений.
Драматургия, уж простите, примитивнейшая. На уровне... помнится, в раннем детстве пришлось посмотреть такой фильм «Я буду танцевать», с гениальным Махмудом Эсамбаевым в главной роли — он не как актер, а как танцовщик был гениален. Ну, вот и здесь нечто в таком ключе: о творчестве как преодолении. Чего? Любовного крушения.
И была бы это банальная история, с обычным для таких историй интересом: «а он с ней останется?», — не замени авторы «ее» на «него»: юный герой фильма Мераб влюбляется в юношу, соперника по танцевальному конкурсу, вступает с ним в сексуальную связь, но партнер оказывается трезвым прагматиком и житейский свой комфорт предпочитает страсти нежной. В финале фильма трепетный Мераб танцует грузинский народный танец с травмированной ногой, перетянутой эластичным бинтом. Танцует истово, нарушая все каноны, предписывающие грузинскому танцу экспансию агрессивного мужского начала. И мы, глядя на этот возмутительно неканоничный и соблазнительно изысканный танец, должны смекнуть, что, может, перед нами новый Рудольф Нуриев, и если нетолерантная патриархальная Грузия его отвергнет, то тем хуже для Грузии.
Что тут скажешь? Могу предположить, что на дамскую, численно доминирующую, часть зрительного зала подействовало обаяние юного актера Левана Гелбахиани, такого собою, выражаясь сетевым сленгом, «няшного» и «мимишного». И взаправду небесталанного.
И еще одно, более серьезное, обстоятельство, сыграло, на мой взгляд, в пользу этого фильма: честно, неприкрашенно и ненавязчиво воспроизведенная на экране социально-бытовая среда обитания его персонажей. Это форменная нищета, от которой простой и не очень люд Грузии вынужден спасаться, торгуя в рыночных контейнерах и... занимаясь творчеством. Думаю, наш зритель получил тайное облегчение души: не нам одним сейчас туго...
...О первой любви повествует и ностальгический фильм Педро Альмодовара «Боль и слава» с Антоньо Бандерасом в главной роли, показанный в рубрике «Фестиваль фестивалей». Опять — развожу руками. Бросайте в меня камни, я не поклонница фильмов Альмодовара. Проделайте эксперимент: замените в его фильмах гомосексуальную любовь на «межполовую», транссексуалов и трансвеститов — на обыденных «натуралов», и что получится? Да тривиальные «сплетни на лавочке»: «кто с кем останется». Только «нетрадиционная ориентация» и придавала, до поры до времени, некую пикантность экранным повестям Альмодовара, создавая, замечу, несколько превратное представление об Испании, атмосферу и старосветские обычаи которой этот крепкий профи воспроизводит с любовной точностью.
На этот раз мало того, что встреча с первой (гомосексуальной, вестимо) любовью годы спустя, — но и подробная инструкция употребления героина, которым, оказывается, можно не только «ширнуться», его можно еще и «вкурить». Герой фильма, режиссер, как «вкурит», так и погружается в ностальгические и колоритные воспоминания детства. Остается вздохнуть, вспоминая, как это герою фильма «Восемь с половиной», тоже режиссеру, не надобно было ничего «вкуривать», дабы нырнуть в свои интроспекции. А иной младой потребитель кинопродукции теперь глядит на экран и думает: а что, как «вкурю», так и «соскочу», зато какой стимул к творчеству...
Это такой уж печальный штрих к современным кинодерзаниям. А любовь... ну, что же: «а песнь всё та же, без сомненья», — далее по тексту...
Тина Арсеньева