|
|
   |
2 августа 1812 года одесский полицмейстер Мавромихали собрал всех медиков на совещание по случаю эпидемии, случившейся в театральном доме (гостинице для актеров), в котором в тот момент жила гастролировавшая в Одессе итальянская оперная труппа. Врачи, отправившиеся в этот дом, констатировали, что все их опасения подтвердились. Чума впервые была обнаружена у дочки антрепренера Мантуани и его служанки. Еще несколько заболевших чумой актеров умерли, но диагноз сразу не был распознан. Параллельно болели люди на Вольном рынке. Там бубонной формой чумы заболела 17-летняя девушка, найденная в землянке, а в соседнем доме был обнаружен труп умершей от чумы 12-летней девочки. В строениях рядом обнаружены двое мертвых детей и домработница. А три дня спустя после этих случаев был обнаружен 16-летний мальчик, скончавшийся от чумы. Близ упомянутой землянки, в доме лавочника Павла Валикова, сам хозяин и три человека, жившие в его доме, а также один мальчик стали жертвами эпидемии чумы и за 3-4 дня скончались.
После этих случаев бубонной чумы, появившихся практически одновременно в разных частях города, страшная инфекция стала быстро распространяться по всему городу и прилегающим хуторам и предместьям.
15 августа 1812 года Ришелье дал секретное приказание медикам наблюдать за ходом чумной болезни, которая недавно появилась в городе. А 26 августа одесский полицмейстер Мавромихали получил от герцога приказание созвать к нему всех врачей, чтобы окончательно решить, «какого свойства эпидемия».
Градоначальник Ришелье объявил город «в сомнительном положении» и собрал медицинский совет, который положил: 1) разделить город на 5 частей, поручив каждую особому врачу; 2) осмотреть тщательно все дома, для отделения больных от здоровых; 3) уменьшить общение между народом; 4) очистить город от грязи в канавах, колодцах и пр. В крепости и городской больнице был учрежден особый карантин для сомнительных лиц. Однако принятые меры не помогли. За 3 дня умерли 8 человек. К 30 августа умерших было уже 30, а к 1 сентября от чумы в городе умирали по 20 человек в день. В сентябре 1812 года смертность от чумы усилилась, по описаниям историков, до «громадных размеров».
Везде признаки заболеваний были одинаковыми — горячка с пятнами, легкость передачи и невероятно быстрое протекание болезни. Главный доктор карантина Ризенко первым решился произнести слово «чума». Тем более что уже было известно, что болезнь свирепствовала в этот период за Дунаем, в Феодосии, на Кавказе и в Константинополе.
Всех погибших от чумы хоронили, как тогда считалось, далеко в степи — на отдельном чумном кладбище. Известный историк А. Скальковский в 1837 году писал: «Для погребения умерших от чумной заразы было избрано вдали за городом, с южной стороны, отдельное место, доныне именуемое Чумным кладбищем. Теперь, в 24 года, Одесса так распространилась, что почти касается своими домами этой ужасной лощины, и, быть может, спустя полвека какой-нибудь квартал города, названный чумным, напомнит о первом назначении этого места, печальнаго памятника 1812 года».
Впоследствии сюда начали вывозить городской мусор — над кладбищем надо было создать высокую насыпь, чтобы инфекция не проникла из-под земли. Так в городе появился высокий холм, получивший название «Чумная гора», — единственная гора в Европе, символизирующая страшные события эпидемии чумы 200-летней давности. Впоследствии, во время чумы 1829 и 1837 годов, здесь также производились чумные захоронения.
Чумная гора — это еще и грандиозный памятник одесских шоссированных улиц, которые обошлись городу в несколько миллионов. В тот период местный камень ракушняк из катакомб оказался непригодным для строительства шоссе, хотя его извлекали в больших объемах, в результате чего люди контактировали с реликтовыми биоценозами карстовых пещер, где, вероятно мог «дремать» возбудитель чумы. Камень крошился и превращался в пыль. Тогда было принято решение мостить гранитом и вулканической лавой. Одессу начали мостить камнями везувийской лавы. Камень привозился из Неаполя как балласт для пустых кораблей, что никак не являлось привлекательным для обитания корабельных крыс, которые, по «морской гипотезе» завоза чумы, обитали на судах в больших количествах. Совершенно очевидно, что Деволан (военный инженер, который составил план улиц Одессы) позаботился о том, чтобы вынужденным балластом оказался именно этот камень, впоследствии преобразивший улицы Одессы.
Кроме горы «Чумка», по данным Г. А. Калугина, погибших от чумы хоронили в 1812 году и на чумном кладбище поселка Куяльник, которое находилось недалеко от нынешнего Одесского нефтеперерабатывающего завода («Лукойл»). Чумное кладбище площадью 0,1 га после эпидемии больше не использовалось.
Трупы умерших от чумы специальные похоронные команды свозили в одно место, где их спешно засыпали не только землей, но и всем, что попадалось под руку. Всюду на пустых улицах и площадях царила тишина. По городу передвигались только патрули, наблюдающие за соблюдением карантина, да повозки с белыми флагами (заболевшие без явных признаков чумы), красными (так обозначали повозки с больными) или черными флагами (такое обозначение было для умерших), сопровождаемые погребальщиками, или мортусами, одетыми в кожаное высмоленное платье (для предотвращения заражения одежду смолили, особенно те, кто по долгу службы и профессии были вынуждены перемещаться по городу), в таких же рукавицах, в масках с вытянутой носовой частью, куда клали тёртый чеснок. Вооружённые длинными шестами с крючьями и арканами, мортусы выволакивали больных из квартир и клали их на телеги. Каторжники, закованные в кандалы, в таких же черных просмоленных одеждах, как у мортусов, по истечении двадцати дней после выноса из домов мертвых входили в них и производили дезинфекцию.
Врач, собираясь навестить больного чумой, надевал длинный, почти до земли, халат из накрахмаленного льна, длинные перчатки и высокие сапоги. Голову и лицо закрывала маска, пропитанная воском: на месте носа торчал вытянутый клюв, который заполняли пахучими веществами и травами.
Согласно другому правилу, пришедший к больному должен был держать в одной руке пылающий факел, в другой — «амбровое яблоко для нюханья», а в закрытом рту — какое-нибудь противоядие либо лекарство бедных — чеснок.
Вот как описывает картину эпидемии чумы в Одессе в 1812 году Ю. С. Трусов: «...Через несколько минут три всадника — Ришелье, Рошешуар и Кондрат — выехали за ворота дачи. Герцог скакал впереди на вороном породистом коне, за ним следовал на рыжем английском жеребце похожий на уродливого подростка Луи Рошешуар. А за ними с огромным венком из желтых и белых астр Кондрат Хурделицын. Всадники миновали Тираспольскую заставу, подымая клубы пыли на немощеных улицах. Быстро помчались через весь город в сторону гавани.
Несколько длинных похоронных процессий, увидев скачущего градоначальника, мгновенно сторонились, прижимаясь к самым обочинам тротуаров вместе с телегами, везущими страшный груз, чтобы пропустить герцога и его спутников. Кондрата поразила зловещая тишина некогда запруженных пешеходами улиц. Александровский проспект, тогда самая главная артерия Одессы, теперь подавлял своей пустынностью. Бойко торговавшие магазины, лавки, трактиры, кофейни, где всегда шумело, спорило, смеялось разноязычное население города и его постоянные гости — приезжие негоцианты, купцы в пестрых одеяниях, иностранные моряки, — все это буквально обезлюдело. На дверях ржавели увесистые замки. Даже окна домов, несмотря на жару, не открывались. Хотя сентябрь, как всегда в Одессе, выдался солнечным, жители сидели, запершись безвыходно дома, предпочитая духоту заразе. Тогда считали, что чума передается по воздуху. Проезжая мимо домов, Кондрат видел бледные лица этих добровольных затворников, с любопытством глядевших на него сквозь мутные стекла плотно закрытых окон. На Гимназской, 8, около небольшого одноэтажного дома, герцога уже ожидала похоронная процессия.
Рядом с гробом умершего от чумы важного чиновника, личного друга Ришелье, стояли две телеги с вещами покойного, подлежащими уничтожению. Герцог соскочил с коня, подошел к гробу и бесстрашно поцеловал усопшего в лоб. Немногочисленные родные и друзья покойника не решались последовать примеру Ришелье, боясь прикоснуться к чумному. Выполнив этот ритуал, герцог дал знак. Тучный священник, торопливо пропустив целые фразы, пробормотал слова молитвы, после чего гроб окружили, звеня цепями, каторжники в черных рубахах, а затем выстроились конвойные. Погребальная процессия тронулась.
Впереди нее ехал на своем вороном коне герцог. За ним — Рошешуар. Их окружали несколько ближайших родственников покойного. Затем — Кондрат с венком из желтых астр и эскадрон почетного эскорта конных егерей. Смелое поведение герцога, видимо, подействовало на горожан. Многие, подражая Ришелье, покинули свои жилища и вышли проводить покойного в последний путь. Траурное шествие постепенно стало обрастать большой толпой, которая вышла из пределов города и медленно поползла по степи к лощине, где хоронили чумных. Оттуда ветер доносил тяжелый трупный запах.
Однако знатного чиновника не сбросили, как обычно сбрасывали чумных, в овраг. Его зарыли в могиле недалеко от «Чумки». В овраг полетели лишь вещи умершего. На свежий холмик земли Кондрат положил венок из желтых астр. Егеря по команде разрядили карабины. В пороховых дымных волокнах траурного залпа сверкнули и поплыли массивные золотые эполеты герцога. Он, первым возглавивший чумную процессию и отдав свой долг, теперь первым покидал ее, торопя коня в сторону своего сада. За ним помчалась, сверкая погонами и галунами, его свита...».
Иван Русев. Кандидат биологических наук, зав. лабораторией экологии
носителей и переносчиков возбудителей особо опасных инфекций
Украинского научно-исследовательского противочумного института им. И. И. Мечникова.
(Продолжение следует)