Руслан Герасименко: «Это мой личный Жюльен Сорель»

Кто хоть раз попадал в театр не с главного хода, чувствует себя Алисой, отворившей дверь в страну чудес. Закулисье — это лабиринт переходов, где в гримерках обыкновенные на вид люди превращаются в принцев и колдунов, героев и негодяев. Эта вселенная перевоплощений скрывается за занавесом сцены. Именно здесь я познакомилась с Русланом Герасименко, молодым актером русского драматического театра.

— Руслан, что привело тебя в театр?

— Долгая история. Лет до десяти я мечтал о разном будущем, даже священника. Но в 11-м классе твердо решил пойти туда, куда хочу, — в театр, чтоб потом на старости лет не кусать локти от отчаянья. Может, сказалось и мамино желание стать актрисой, которое она так и не реализовала. Конечно, когда я сказал: «Завтра иду на подготовительные курсы в наш Днепропетровский театрально-художественный колледж», — она была в шоке, но решению моему обрадовалась. Поступил, две недели проучился на первом курсе, а потом перевели на второй. Мне, честно говоря, трудно влиться в сплоченный коллектив — характер такой. Правда, в Одесском русском драматическом этот процесс прошел безболезненно и органично. Здесь люди очень хорошие. А тогда мне, желторотику, все давалась непросто. Особенно роль на сопротивление (не характерная для амплуа) — Маркиз Де Форлепополе в «Трактирщице». Роль острая, хорошая, но тяжелая. Правда, когда спектакль отыграли, сказали, что смотрелся я очень даже актуально.

А в конце четвертого курса режиссеры приехали «забирать» нас — на дипломные спектакли. Мы ставили «Трактирщицу», «Шельменко Денщик» (капитан Скворцов — моя первая любимая роль, хоть сейчас готов играть) и четыре кукольных спектакля. С куклами сложнее, больше нравились живые спектакли. Ведь в живую и подурачиться можно, а с куклами себе этого позволить нельзя: начинают видеть тебя, а не куклу, а это — профнепригодность. К тому же «кукольник» — пластичнее, лучше владеет голосом. Куклу нужно оживить, а это не каждому под силу! После просмотра мне сделали 11 предложений на работу: Николаев, Донецк, Нежин, Днепропетровск...

— А как же ты оказался в Одессе?

— Еще при поступлении мечтал об одесской оперетте. Правда, потом понял, что долго в легком жанре не проработаю. Мюзиклы, оперетты — не мое это. Однако мечта работать в Одессе не оставляла. Ведь сюда приезжают именитые режиссеры, постановки дорогие, интересная работа, не то, что у нас в Днепропетровске. Правда, из Одессы никто на «смотрины» не приезжал, зато сокурсники сами сюда поехали и привезли замечательную новость: в новоотремонтированном красивом театре нужны актеры, к тому же и оклады обещают немалые. И мы рванули в Одессу. Нас прослушали в русском драматическом, но ничего не сказали. А в Днепропетровске по возвращении уже ждал вызов — в Одесский русский драматический театр. Правда, первые впечатления от подъемных (в размере заработной платы) не особо порадовали, зато город — просто замечательный, очень красивый. Так что я никогда не жалел, что покинул Днепропетровск.

— Твоя первая одесская роль?

— Эпизодическая, Герцог Йоркский в «Ричарде III». Эта роль стала для меня открытием, прежде всего, меня самого. Выяснилось, могу сыграть подонка, настоящую истерику, хотя это мне совершенно несвойственно. Но самой сложной оказалась первая главная роль — Жюльен Сорель в «Красном и черном». С самого начала не получалось ничего: ни играть, ни чувствовать, ни переживать. Ступор был жуткий! И я взорвался! Меня разозлили перед сценой, я вышел злой, тут еще Реналь (Ира Надеждина) влепила мне пощечину... и все пошло.

— Как ты относишься к своим героям?

— Прежде всего, человека нужно оправдать. К примеру, Жюльен Сорель. Когда я прочитал роман Стендаля, подумал: «Ну и подонок!». А потом начал оправдательную кампанию. Ведь в сущности Жюльен — несчастный человек, его всю жизнь обижали. И хотя он стремился жить по принципу «цель оправдывает средства», но так и остался верен юношеской мечте, чести. К тому же я никогда не пытаюсь натянуть образ, а начинаю искать все внутри себя и стараюсь жить этим, хотя и не всегда получается. Но если хорошо знаешь личность, которую нужно сыграть, это не так уж и трудно. Жюльеном стать было нетрудно: я знал, а точнее, придумал, как он поступит в той или иной ситуации. Я думаю, как он, потому и воспринимаю мир его глазами. Но это отнюдь не Жюльен Сорель Стендаля и даже не Гербы, а мой личный Сорель. После первого спектакля, когда упал занавес, на глазах были слезы. Я пытался вызвать сочувствие к этому бедному заблудившемуся мальчику, и, по-моему, это получилось!

— Какую роль мечтаешь сыграть?

— Вопрос сложный. Говорят мне: «Хочешь сыграть Гамлета?». Отвечаю: «Хочу». «А Ромео?» «Тоже хочу!». Но определенная роль — это не самоцель, самоцель — играть, неважно что. Для нас, актеров, самое главное — работать, искать, перевоплощаться, а остальное — даже деньги — отходит на второй план. Наверное, мы больные люди...

— И что, все роли одинаково хороши?

— Нет, бывают роли, которые не нравятся. Не потому что они плохи, а потому, что — не мое. Для меня роль немецкого солдата в «Последней остановке» — настоящий провал. Сама пьеса понравилась, но роль далась очень тяжело, хотя все равно ее играю. Наверное, я еще не в том возрасте, нет у меня необходимого опыта, чтобы сыграть злого немецкого солдата, я слишком мягок по своей натуре. Тяжело осознавать, что что-то не получается. Хотя понимаю, конечно: не все мне под силу. Но именно в такие минуты посещают мысли: и зачем я пошел в театр?... Поражение — это всегда поражение.

— Не кажется ли тебе, что театр — это не мужское занятие, не зря же почти все девчонки мечтают стать актрисами, а мальчишки грезят другими профессиями?

— Нет, актер — мужская профессия. В первых древнегреческих театрах женщин близко к сцене не подпускали. Хотя в наше время без женщин — никуда, тем более в театре. Нередко слышишь: «А, актеры... Плясать на сцене, кто угодно может, а ты пойди кирпичи потягай!». На что хочется ответить: а ты вместо меня порепетируй! Ведь это очень непросто, не только физически. Бывает, после репетиции приходишь домой, и уже ничего не хочется. А такие спектакли как «Пеппи Длинныйчулок» вообще отдельная история. Я с тех пор, как мы его поставили, на шоколад смотреть не могу!

— А как насчет текста, наверняка непросто столько выучить?

— Текст я никогда не заучиваю полностью. На репетициях до последнего дня хожу с листочком в руке. И дома работаю: но не над запоминанием, а ищу скрытые подтексты, пробую интонации. Бывало, и слова забывал. Но я ведь точно знаю, что скажет мой герой в той или иной ситуации. А огрехи бывают у всех.

— А что ты пожелаешь нашим читателям — своим зрителям?

— Побольше такта и сдержанности. Раз уж пришли в театр, слушайте тихо, а не нравится — встаньте и выйдите. Конечно, я не против реакции зрителей, но помните, что акустика в зале — потрясающая, слышно все! Меня это сильно волнует, а некоторых и с рабочего настроя сбивает. Правда, выходя на сцену, стараюсь отгородиться от зрителей стеной и жить своей (т.е. героя) нормальной жизнью. И вообще, с молодежью сложнее, чем со старшей аудиторией: сразу начинаются движения в задних рядах, шепоты, ее нужно заставить смотреть. Зато какой триумф, если удается «взять зал»!

С гостем разговаривала

Фото Олега ВЛАДИМИРСКОГО.