Льва Толстого, 32

Мой двор

Когда в моём нынешнем житье-бытье тяжело на душе, если тревоги и заботы забирают дни быстролетящей жизни, тогда я сажусь в маршрутку и из своего спального далёка еду к дому, в котором родилась, где прошли самые счастливые годы моего детства.

Он стоит на площади им. Льва Толстого, дом, который когда-то кто-то из ностальгирующих одесситов, разбросанных по всему мировому пространству, окрестил так просто и так верно: дом-остров. Действительно, мой родной дом похож на остров, но только на суше. Фасад дома смотрит на площадь, на круглый сквер, вокруг которого, как и шестьдесят лет назад, движутся троллейбусы, снуют машины. По бокам дома два переулка, выходящие на улицу Старопортофранковскую (в моём детстве она называлась Комсомольской). «Спина» дома находится на Старопортофранковской. «Лицо» дома — четыре этажа, «спина» — всего два. Так два разных по стилю и этажности дома составляют один — 32.

Круглый сквер перед домом тоже похож на островок. Там почти не видно прогуливающихся горожан, а вокруг мчится транспорт. Так что в шутку, могу сказать, что родилась я на одесских островах.

Дом не просто дом, двор не просто двор, а частичка одесской городской истории. Трепетно относясь к прошлому родного города, я подробно изучила всё, что нашлось в областном архиве, в городских справочниках разных лет, что когда-то было написано о доме, который по-прежнему называю моим, хотя не живу там с подросткового возраста, и давно там нет моих родных.

Дом был построен в 1875 году архитектором И.А.Жуковским как доходный дом А.Прокудина. В 1881 году был реконструирован инженером М.М. Дитерихсом. В 1903 году архитектор из Чехии Викентий (Винцент) Иванович Прохаска (1864—1927) произвел реконструкцию, и дом принял вид, сохранившийся до сегодняшнего дня. На стене дома табличка: «Постр. Арх. В.И.Прохаска 1903».

Текст на охранной табличке: «Україна Пам`ятка архітектури та містобудування місцевого значення Будинок Прокудина 1903 р. Арх. Прохаска В.І. Охоронний №434-Од Охороняється державою пошкодження карається законом».

Есть сведения, что в 1910 году в доме останавливался актёр В.И.Качалов. В годы НЭПа здесь работала частная пекарня.

В моём детстве в круглом сквере на площади Льва Толстого был фонтан в мраморе, стояли скамейки, росли деревья и цветы. Здесь гуляли жители близлежащих домов, мамы с малышами в колясках и на трёхколёсных велосипедиках. Вокруг сквера неспешно двигались троллейбусы маршрута №1; здесь находилась конечная остановка, и начиналась посадка на маршрут.

Времена менялись, и однажды вместо фонтана и скамеек в сквере воздвигли памятник писателю Л.Н.Толстому. Вот что писали об этом событии в 1967 году в местной газете:

Улица хорошеет

(«Знамя коммунизма», 1967, 12 мая, с. 4)

Ещё одна заметка в газете, автор Н.Смыкалов:

Праздник на улице Льва Толстого

(«Знамя коммунизма», 1967, 17 сентября, с. 4)

Не только имена знаменитых архитекторов, славная история дома, первого в Одессе троллейбуса сделали в своё время мой дом знакомым многим местным жителям. Дом был знаменит своим… виноградом. Да, именно здесь, в доме, на втором этаже впервые в городе был высажен не декоративный, а плодоносящий и морозостойкий виноград сорта «Лидия». Было это в 1950 году, когда наш сосед, врач-пенсионер Алексей Михайлович Веселовский решил выращивать у стен дома виноград. В 1952 году урожай принёс 50 кг винограда, позднее — свыше 300 кг. За несколько лет, постоянно совершенствуя своё виноградное хозяйство, борясь с местными бюрократами, работая не покладая рук, А.М. Веселовский превратил не только стены дома, но и расположенный рядом переулок в благоуханный виноградный рай. Идёшь по дорожке, а над тобой виноградное небо. В жаркое время года этот уголок был оазисом среди раскалённых булыжных и асфальтовых городских улиц.

А.М. Веселовский и его жена Мария Яковлевна собирали с каждым годом всё больший урожай, угощали соседей, передавали виноград в школы. А потом саженцы от Веселовских распространялись по городу. С годами много одесских домов и дворов стали гордиться виноградными плантациями.

Я играла во дворе с дочкой Веселовских Шурочкой и, конечно, представить не могла, что через много-много лет буду писать о виноградном доме нашего детства.

Парадный вход в мой родной дом в 1950-е годы находился, как и сегодня, сразу за сквером. Мраморная лестница с витиеватыми перилами, высокие ступеньки. На дверях почтовые ящики с наклеенными названиями получаемых жильцами газет и журналов. И множество звонков с разными фамилиями. Все квартиры были коммунальными. После победы в 1945 году, чтобы обеспечить как можно больше горожан жилплощадью, заселялись разными семьями даже смежные комнаты.

Особо любим мною был чёрный ход из двора. Мы жили на третьем этаже. Окна одной комнаты выходили на сквер. Моё любимое занятие, когда мне было года три-четыре: вечером, когда на улице уже темно, подставить под окно стул, взобраться на него и смотреть-смотреть на огоньки проплывающих под окном троллейбусов и машин. Помню эти трепетные, ни с чем несравнимые чувства. Я прекрасно знала, что конечная остановка троллейбуса №1 — железнодорожный вокзал, но мне хотелось фантазировать, что люди, севшие в троллейбус на конечной остановке возле сквера, едут в какие-то неведомые дали, где рядом море, причалы, пароходы и особенно парусники (вот откуда я начиналась как писатель-маринист).

Комната, в которую меня принесли из роддома на Куликовом поле, выходила на площадь. Окно смежной с ней комнаты выходило на общий для нескольких семей балкон, попасть на который можно было не только из коммунальной кухни, но и из двора, поднимаясь по лестнице чёрного хода.

Двор, крутая лестница чёрного хода, круглые окна, из которых видны крыша двухэтажной части дома, старые деревья, балконы-галереи. Это мир моего детства. Сейчас многое изменилось, перестроилось, даже круглых окон-бойниц не так давно уже не стало. Но живёт всё это в душе, в памяти, в самых глубинах сердца.

Сколько б лет ни минуло с тех пор,
Не забуду солнечный свой двор.
Классики, скакалку и мячи
Помнят ракушняк и кирпичи.
Чёрный ход с лестницей-винтом,
Словно в замке сказочном родном.
Поднимаюсь грустно, не спеша,
И трепещет словно девичья душа.
Детство здесь летело,
не считая дней,
Я тогда мечтала подрасти скорей.
Половина века пролетела вмиг,
Но сегодня слышу
детский я свой крик:
— Бабушка, бабуля, я хочу гулять,
На Соборку вечером
мы пойдём опять? —
На балкон смотрю я, стоя во дворе,
И мне детство грезится,
будто я во сне…

В нашем дворе жили очень разные люди. Были те, чьи дома разбомбили во время войны, как самые дорогие сердцу соседи — семья Савченко. Кто-то родился в этом доме в начале ХХ века, кто-то переехал после войны, когда население города стремительно росло из-за восстановления и открытия новых промышленных предприятий. Внешне даже мне, маленькому ребёнку, было заметно, какие разные люди живут в моём дворе. Особенно выделялись «бывшие». Пенсне у мужчин, дамские шляпки с вуалью, туфельки на каблучках даже в мороз, и эта давно ушедшая речь: будьте настолько великодушны, окажите любезность, премного благодарен, милостивый государь, голубушка государыня.

Мой двор… Это многие славные и тревожные воспоминания… Один раз, когда я была ещё совсем маленькой, мы с двоюродной сестричкой Таточкой сидели на балконе, кушали любимое лакомство — соломку из картонной коробки, на которой стояла цена 33 копейки. Рассматривали, что происходит во дворе, кто пришёл, ушёл, приехал, уехал. На руках у меня — любимая кукла Аллочка, я укачиваю ее, а она всё никак не хочет засыпать. Ладно, не хочешь спать, не спи. Усадила я свою Аллочку на перила балкона, пусть, если не спит, хоть воздухом подышит. Усадила и …уронила с балкона во двор. Душераздирающий крик грудного младенца… Под балконом стояла коляска с новорожденным соседом с первого этажа. Моя кукла упала прямо в коляску. Вниз побежали сестричка, соседский мальчик Серёжа, кто-то из взрослых. А я в ужасе застыла, не могла пошевельнуться. Вскоре мне сказали, что моя кукла не задела грудничка, хоть и упала в коляску, просто разбудила его. Представить себе только на минуточку, что в таком нежном возрасте я могла стать убийцей соседского малыша. Вот где кошмар!

Подрастая, я всегда боялась встретить во дворе родителей этого мальчика. Когда пацанчик подрос и гулял во дворе, я пристально вглядывалась в него, нет ли у него шишки.

Но весёлых, незабываемых событий в родном дворе было гораздо больше. Праздничными были дни, когда во двор приходил мужчина с обезьянкой, одетой в балетную пачку, а на шее у неё сверкали разноцветные бусы. Мужчина исполнял на скрипке мелодию, обезьянка танцевала. Собирались не только жители нашего двора, забегали дети с соседних улиц. Артистка кружилась в танце, но одновременно хватала женщин за юбки, мужчин за штанины брюк, требуя вознаграждения за своё искусство. Зрители приносили конфеты, яблоки, груши, пирожки, денежки и благодарили этот необыкновенный творческий дуэт. Много лет спустя я узнала, что мужчина был в прошлом артистом цирка, получил травму, и поэтому со своей подружкой так подрабатывал в одесских дворах.

Вспоминаются посещения шарманщика, который устраивал небольшой концерт. Музыкальный инструмент у него был для нас, детей, малознакомым. Слушали с большим интересом.

Приходили со своим оборудованием точильщики ножей и ножниц: Точить ножи! Точить ножницы!

Стекольщики кричали: Стёкла вставляем! Стёкла вставляем!

Раздавались крики: Починяю! Паяю!

Старьевщики скупали старые вещи, бумагу, всякий домашний хлам.

Жизнь бурлила. А когда во двор стали приезжать машины за мусором, это превратилось почти в театрализованное представление. Обычно перед приездом машины на общий балкон выплывала одна из жительниц дома и кричала на весь двор: «Мусор привезли?», причём много раз повторяя свой вопрос.

Когда приезжала мусоросборочная машина, услышав сигнал, народ бежал, обгоняя друг друга, и с парадного входа, и с чёрного хода. Выстраивалась очередь. Все общались, кто-то радовался встрече, кто-то ругался: «Вас здесь не стояло». В очереди обсуждали, кто из детей и куда поступает после окончания школы, к кому родственники прикатили на море, а самим впятером в одной комнате не повернуться, конечно же, сравнивали цены на «Привозе» и Новом рынке, и многие другие животрепещущие темы.

Помнится мне дворник в белом фартуке и нарукавниках, который свой рабочий день начинал ещё затемно. Не забыла и почтальона с огромной сумкой, набитой газетами, журналами, письмами (трудно было ему, фронтовику с одной рукой, работать, ходить по этажам).

Помню много разных историй. Этажом выше нас жила семья, глава которой был водителем такси. Существовало народное мнение, что люди этой профессии относятся к категории самых материально обеспеченных. Но нередко вечером на общем балконе во дворе можно было услышать, как жена мужчины громко кричала: «Где деньги?». Муж отвечал: «Я тебе всё отдал». И тогда мать двух маленьких девочек, обращаясь к ним, громко начинала выражать свой гнев: «Дети! Папа не даёт маме денег. Он хочет, чтобы вы умерли от голода!». И дочки дружно вдвоём начинали рыдать. Это было слышно во всём дворе. Впервые, услышав эту сцену с общего балкона, я даже попросила маму дать девочкам хоть какой-то еды, ведь война давно закончилась, а маленькие соседки могут умереть от голода.

В глубине двора жила семья начальника цеха какого-то завода. Плановое социалистическое хозяйство было устроено таким образом, что самые острые проблемы на промышленном предприятии возникали в конце месяца. А выполнить и перевыполнить производственный план нужно было обязательно. Поэтому руководители многих подразделений заводов и фабрик в последние дни месяца работали сверх своих сил, часто оставаясь на предприятии даже на ночь. И вот мы гуляем во дворе. Девочка и мальчик, увидев своего папу с серым измождённым лицом, со смятой кепкой в руках, радостно бросаются ему навстречу. Целуют, обнимают и предупреждают отца, что сейчас ему влетит от мамы. Молодой мужчина, еле передвигая от усталости ноги, заходит в дом. И через несколько минут ему начинает влетать. Женский крик, вопли, эмоции на весь двор. Спустя много-много лет, когда я работала на орденоносном заводе, видя, как тяжело даётся конец каждого месяца руководителям разного уровня, часто вспоминала мужчину, которому влетало от жены.

В нашем доме жила семья, в которой было две девочки-погодки. Их звали Бэллочка и Розочка. Послушные, славные, дружные сестрички однажды пропали. Да, именно пропали. Их мама, обнаружив отсутствие дочек во дворе, оббегала все квартиры, балконы-галереи, закоулки двора, металась по улице. Подключились сердобольные соседи. Все кричали, нервничали, давали советы. А девочек нет. Кто-то предложил вызвать милицию, и мать зарыдала ещё громче.

Через некоторое время к конечной остановке подошёл очередной троллейбус №1. И из него вышли две юные путешественницы. Что за крик стоял, словами не опишешь. Ошалевшая одновременно от горя и радости мама девочек голосила, рвала на себе волосы, собирая на остановке огромную толпу прохожих. Женщина целовала и лупила девчонок одновременно, а народ не расходился, кто-то, видя, что бьют детей, собирался вызвать милицию. На самом деле всё оказалось очень просто. Девочки, никогда не ездившие до конечной остановки троллейбуса, решили прокатиться на вокзал и обратно. Мечта сбылась, но урок всем детям двора и его окрестностей был дан весьма эффективный: со двора ни ногой.

Так уж сложилось, что мой первый дом, наполненный любовью моих родных, согретый улыбками соседей, стал со временем для меня талисманом. Да, да, талисманом! В понятии любого человека талисман — это колечко, камешек, монетка, цепочка с украшением, детская игрушка, сувенирчик или что-то подобное. А для меня талисман — дом, о котором я рассказала. Мой талисман не спрячешь в сумочку, под подушку, в ладошку, в кармашек, в дальний ящик письменного стола. Но он озаряет меня теплом и светом, уносит чёрные и серые мысли, боли, заботы, обиды, тревоги, вселяет веру и надежду, притягивает к себе и шепчет, как, целуя, говорила мне моя обожаемая, незабвенная бабушка при виде снесённого до крови колена или разбитой любимой чашки: «Не расстраивайся, родная, всё будет хорошо».

Когда-то давно известная журналистка, одесситка, которую я много раз видела в детстве в нашей коммунальной квартире, Татьяна Тэсс написала такие замечательные слова: «О многом, об очень многом могут рассказать и напомнить улицы города. Ведь у каждой улицы, если вдуматься, есть свой голос, своё лицо, своя душа».

Сегодня с высоты своих прожитых лет я уверенно могу добавить, что у каждого дома, у каждого двора есть свой голос, своё лицо, своя душа.

Старый дом не старится,
он живёт в душе,
И в минуты грустные помогает мне.
Не смогу я спрятаться от забот,
тревог,
Но всегда я чувствую:
старый дом помог.

Господь Бог! Береги дом и двор моего счастливого детства! Береги от войны, бурь, землетрясений, соседних новостроек-небоскрёбов, злых людей, которым не дано хранить в сердце любовь и память.

Тамара Коленко