|
|
   |
Печальная новость прошлой недели— в Израиле умерла журналистка Вера Владимировна Крохмалева. Ей было 66 лет.
Путь Веры в журналистику начинался в «Вечерней Одессе», много лет она работала в отделе писем и городской жизни. Поэтому ожидаемо множество соболезнований, воспоминаний о днях совместной работы стекаются сейчас отовсюду именно в нашу редакцию.
Мы печалимся вместе со всеми, желаем крепости духа дочкам Веры, Люсе и Соне, и в память о человеке из «вечеркинской» когорты предлагаем читателям небольшую подборку из редакционной почты этих грустных дней.
У нее было самое одесское из всех известных мне семейств. Старый двухэтажный дом ровно напротив «Привоза». Сейчас всю эту улицу снесли. Входная дверь не закрывалась. На вешалке висело десятка полтора авосек. Приятелям не нужно было спрашивать, просто заходи, бери, «делай базар».
В доме всем управляла бабушка Рахилька, именно так — Рахилька. Она кормила Верочку и ее друзей, развешивала авоськи и даже покрикивала на Верочкину маму — женщину веселую и необъятную. Через несколько лет после того, как я впервые попал к Крохмалевым, случайно узнал, что Верочкины папа с мамой Рахильку можно было бы сказать «удочерили», если бы она не годилась им в матери. Встретили после войны на улице потерявшую дом, привели к себе... Верочка тоже не сразу узнала, что Рахилька ей неродная бабушка.
Мама Верочки работала на швейной фабрике и очень гордилась дочерью-журналисткой. У нас, ее коллег по отделу, был в этой семье карт-бланш. В углу за трильяжем мама всегда удивительным образом находила для нас непочатую бутылку коньяка.
Впервые Верочка попала в «Вечерку» на практику студенткой Иркутского университета. Она не писала фельетонов и от этого, наверное, еще сильнее боготворила «короля жанра» и по совместительству нашего начальника Семена Лившина. К нам же с Димой Романовым очевидно его ревновала. Мы ситуацией пользовались, доверяя Верочке всю фельетонную почту («Спасибо за внимание к газете. Мы учтем ваше мнение при подготовке следующих публикаций...») и уход за нашим маленьким зоопарком — попугайчиками и морской свинкой. Свинка жила в кабинете Семена Адамовича и питалась желтоватой писчей бумагой. Стоило забраковать и скомкать страничку, как, шевеля усами, белое в рыжих пятнах существо появлялось из-под шкафа...
Верочка была моложе и добрее нас. «Как вы разговариваете с людьми?!», «бесчеловечный райисполком», «если не можете старикам вовремя ответить, попросите меня или Аркашу Ромма...» — это все было из ее репертуара. Стоило ли говорить, что уходила она из редакции последней.
Она считала необходимым подкармливать нас и обязательно дарить что-то на все праздники. Как-то связала шерстяные носки на 23 февраля: Семену два, а нам с Димкой — по одному. Наши страдания из-за того, что ходим в одном носке и самые ужасные предположения, почему она не вяжет нам по второму, надолго стали предметом шуток и страшных историй.
Эта газета была всей нашей жизнью. Здесь мы влюблялись; иногда ночью играли в футбол моим спущенным баскетбольным мячом; выпускали дурацкие и смешные стенгазеты; изображали из себя Верочкиных старших братьев, а все вместе неудачных и, как она была уверена, «полуграмотных» детей нашей главной машинистки Раи Наумец; спорили на летучках у главного — Бориса Деревянко...
Как это недавно и как неимоверно давно было!
...Прости, Верочка, что часто пользовались твоей трогательной добротой и верой в то, что люди лучше, чем кажутся. «Вечерка» — правильное место для прощания с тобой. Мы были здесь счастливы.
Виктор ЛОШАК
Вроде бы нужно привыкать — все мы смертны, но каждый уход близкого человека все равно воспринимается как обвал.
Вот и прощаемся с Верочкой Крохмалевой, баскетболисткой, журналисткой, одним из самых открытых, душевных людей в нашем кругу.
Есть выражение — открытая рана. А у Веры была открытая душа. И в нее она принимала горе и радости своих друзей. Там приютить, там накормить, там обогреть....
Если бы меня попросили одним словом определить ее суть, сказал бы — ТЁПЛАЯ.
У нас в «Вечерке» она гармонично вписалась в экипаж «Антилопы-гну». Наравне с Лившиным, Романовым, Лошаком собирала материалы для фельетонов.
Меня спрашивали — Вера влюблена в Лившина? Отвечал — ошибаетесь, во всех трех, в Диму, Витю и Сему, и сама не знает, в кого больше.
У нас было много штаб-квартир, где можно было посидеть, выпить, поговорить. Бывало, собирались на кухне у Аркадия Цыкуна, иногда у меня, благо рядом, дом в дом, но еще чаще на Привозной, у Веры... О, этот двор — окнами на «Привоз», с верандами, не потому ли мы шутя звали Верочку — Веранда... Тут обсуждались планы очередных внедрений — в ЖЭК, в скорую помощь, в пожарную команду...
И неожиданно для себя я увидел иную Веру уже в газете «Вестник региона». Сумела в трудные времена разрухи девяностых найти спонсоров, чтоб из коллектива удушенного «Одесского вестника» собрать новую газету. Оказалась и предпринимателем, и хозяйкой. Работала по 25 часов в сутки. Но к людям, к каждому в коллективе относилась не просто с уважением, а с любовью.
А ведь на ней были и свои близнята — Соня и Люся...
Но и тогда успевала писать. Запомнил фельетон Веры и Димы Романова про уже тогда всесильного Сергея Кивалова... Но та работа на износ закончилась инсультом.
Выкарабкалась. Вернулась речь. И все же долечиваться пришлось в Израиле.
Три раза прилетала Вера в Одессу. Оставалась смешливой и веселой, умной и ироничной.
Два года назад, сидели у нас на кухне — Вера, Губарь, Валя, я... Говорили о детях. И в глазах Веры было счастье.
Евгений ГОЛУБОВСКИЙ
Ко мне пришла «училка» с моей 103-й. Нет, у нас в классе не преподавала. Но начала разговор так, точно мы — родственники. Суть просьбы сводилась вот к чему: в «коммуналке» освобождалась комната (соседи уезжали на ПМЖ в Штаты), и туда хотят кого-то подселить, а ее семья уже давно в «очередниках».
Я в отделе экономики никогда такими конфликтами не занимался, а потому пошел вместе с просительницей в отдел городской жизни. Там, словно облако, примостившееся на стуле, восседала за столом Вера Крохмалева. Рассказывал не я, а «шкраб» (школьный работник).
«Розов, только будем работать вместе. Понял?» — сказала Веранда. И мы поехали к начальнику ЖЭКа. На Крохмалеву он смотрел глазами кролика. Она ласково с ним поздоровалась. Придвинула к себе телефон, набрала какой-то номер и заворковала: «Анечка Трофимовна, а сам начальник не занят? Мне ему надо сказать пару слов. Жду... Иван Семенович? Да, Крохмалева. Спасибо, приеду...». Физиономия начальника ЖЭКа менялась в цвете: от пунцового до белого.
Окончился наш визит быстро и успешно. Через пару дней этот нашкодивший управдом доложил Крохмалевой, что моя учительница получила ордер на комнату. Недели через две мы с Верой шли с какого-то заседания в горсовете. Навстречу нам двигалась та самая «училка». Увидев нас, она резко ускорила шаг и перешла на другую сторону.
Крохмалева улыбнулась и сказала мне: «Розов, запомни: не все расследования оканчиваются заметками, а благодарности ни от кого не жди...».
Так и живу с этими уроками Веры.
Игорь РОЗОВ