|
|
   |
Новая книга Веры Зубаревой «Гавань», выпущенная одесским издательством «Фаворит», презентация которой состоялась во Всемирном клубе одесситов, посвящена памяти отца, капитана дальнего плавания Кима Беленковича.
Уже это посвящение памяти родного человека обязывает. Как трудно дожить, дорасти до простого и высокого слова! Зубарева знает об этом и пишет: «Ничто не даётся так трудно душе, как стихи». Мне кажется, что простота куда труднее, чем, по её же словам, речь «на языке высоких аллегорий».
Листая книгу, я открыл стихотворение «Холодный день, внезапный и осенний»: «...Сегодня на столе лежала горстка мёртвой мошкары, похожая на пыль при беглом взгляде». «Всё утро я жалела, что была к их радости короткой нетерпима». Мудрое великодушие. Его и в поэзии всё меньше — а уж в жизни....
Написать стихи не гладкие, а живые. Вникая в книгу, я вижу проступающие контуры темы. Берег моря. Песок. Ракушки. Казалось бы — обычный пейзаж. Даже не без какой-то вовсе не сентиментальной наблюдательности: «В железных урнах грызли сладости раскалённые мухи». Идёшь по берегу — и не находишь того, кто здесь был. Именно здесь видишь «и оборванный след на песке, то ли твой, то ли птичий». Книга — о жизни, которая под угрозой, которая уходит, как уходят люди.
Мы помним, где у греков бестелесные тени. Память об ушедшем возникает как бы беспричинно. «А ты идёшь, идёшь, идёшь, идёшь, — как одинокий движущийся берег, минуя погрустневшие дома, стоящие всю жизнь свою на рейде». Отмечаешь какой-то «не бытовой» масштаб переживания. «Я живу в лагуне печалей, тёмных энергий — там, где чайки стучат по утрам железными клювами». Космический масштаб бедствия. Вот на каком фоне — об отце. И о себе («Сон»): «Кто-то задул моё имя: «Ты больше здесь не живёшь». Здесь — в этом доме, в этом городе, в этом географическом месте земного шара? Или вообще на этой земле?
Читая книгу, не можешь отделаться от мысли, что вся книга переполнена мировой тревогой, вся она — крик в защиту жизни. Иногда это принимает очертания космической безысходности — немного в духе Бродского: «Всё это будет длиться, даже когда поменяется время местами с пространством, из которого ничего не родится». Но у Зубаревой своя интонация, преодолевающая все влияния.
Вера Зубарева — создатель и руководитель объединения русских писателей Америки «Орлита», редактор Интернет-журнала «Гостиная». Она — профессор в одном из университетов США, и это, в свой черёд, тоже на её поэзии сказывается. Есть в книге эдакий интеллектуальный шарм — создаваемый многочисленными культурными реалиями, словечками и выражениями типа «полимерность», «нелинейный странник — мысль-Улисс», и даже «вихри небулярной материи». Особенно запомнился дважды упомянутый осенний лист, свернувшийся подобно ленте Мебиуса. В одном из стихотворений она сама с иронией говорит о компании, гуляющей по берегу моря: «Все речи были книжностью отмечены, усиливая скуку и разлад...».
В её книге много задумчиво-тихих стихотворений, но вообще-то поэт она «громкий». Помню, как критики противопоставляли громкую поэзию «а ля Вознесенский» так называемой «тихой лирике». Конечно, громкость — это необязательно броская публицистичность и эстрадность, а напряжение голоса: предельное напряжение души, ощущающей катастрофизм времени. В поэзии Зубаревой больше сдержанности и, я бы сказал, горькой и мудрой трезвости.
Илья Рейдерман